Дети загомонили, обступили, стали трогать руками разноцветную юбочку. Даже песни хороводные петь перестали. Бабуля, стоявшая в сторонке, увидав внучку, сначала онемела, потом протерла глаза, но близко подходить не стала – так и улыбалась в сторонке.

Утренник пошел своим чередом, и Дед Мороз мало того что сделал вид, будто тает от жары рядом с Верочкой, так еще и вручил девочке кроме обычного кулька с подарком еще и специальный приз – новый дневник. За самый лучший карнавальный костюм.

Когда победительница шла получать приз, все дети ей громко хлопали. Верочке это ужасно понравилось! Тогда-то она впервые поняла, как хорошо быть знаменитой. В то время она начала потихоньку шить. Сначала придумывала наряды куклам, а потом стала кое-что делать для себя.

Тем более что на уроках домоводства в школе учили, как правильно.

Это уже потом, став старше и умнее, она твердо решила, что будет именно модельером, или, как она сама говорила, кутюрье, именно так, с прононсом, грассированием и длинным оконечным «Е», переходящим в восторженное «О-О».

Ко времени окончания пединститута Ника вовсю сама конструировала наряды, не отставая от новейших веяний ни на йоту! Допустим, сшила на лето сиреневый балахон. Просто взяла отрез штапеля, завалявшийся у бабули, разрезала на два прямоугольника, стачала по бокам, оставив прорези для рук, то же самое сделала на плечах. Кувандыкские подружки ее на смех подняли: шить не умеешь – не позорься! Ника, однако, стойко отходила в своем изобретении всю жару.

А на Рождественских встречах по телевизору сама Пугачева явилась при всем народе именно в таком балахоне. Только в расписном. «Батик» называется.

– Бабуль, смотри, – поразилась Ника. – У меня слизала!

– Дочка, – построжела бабуля, – ты на Пугачиху-то не греши! Когда ей наряды себе шить? Ее одевает этот, маленький такой, патлатенький…

– Юдашкин, что ли?

– Вот! – кивнула бабуля. – Он!

– Где интересно Юдашкин мог мой балахон увидеть? Разве он у нас в Кувандыке был?

– Может, и был. Инкогнито… – Бабуля задумалась. – У Гоголя Николая Васильевича такой случай хорошо описан. Или подсмотрел кто, да и доложил. Наши-то, кувандыкские, в Москве часто бывают. Могли на концерте Пугачевой рассказать, когда букет дарили. А уж она Юдашкина надоумила. Под балахоном-то никакой жир не видно! Ей небось диеты опостылели хуже смерти!

Или еще был случай. Поехала Ника с девчонками в соседний город, Медногорск, на цыганский концерт. Подруга Катя надела белые брюки. Автобус на ухабе сильно мотануло, и Катька, не удержавшись, проехала белоснежным джинсовым боком по заднему сиденью. А там кто-то кусок березовой жвачки оставил. Ну, черной такой, как гудрон, которую в деревнях для очистки зубов старые бабушки варят.

Жвачка на жаре расплавилась, к дерматиновому сиденью прикипела. Потому и отпечаталась на белых Катиных джинсах черной липкой полосой.

– Все, сходила на концерт! – разревелась Катька. – Джинсы выбрасывать надо, мать убьет!

Заскочили к медногорской подружке – застирать. Никак!

Вероника чуток поразмыслила, взяла ножницы – все равно джинсы выбрасывать, – вырезала попорченные куски ткани, края дырок размахрила, будто они старые. Сняла с шеи гипюровый шарфик, тоже белый, в мелких розочках. Подложила шарфик с изнанки джинсов, прямо под дырки, и быстренько мелкими стежками все это сметала.

Пришли на стадион. Народу – два города съехалось. Катька как в своих джинсах по полю пошла… А нога загорелая сквозь кружева просвечивает.