— Э, пустяки! — ободрил его Юджин.— Мы не будем вам мешать, господин бургомистр. Работайте себе, мы подождем в соседней комнате. Там, кажется, просторнее. О’кей!
Бургомистр проводил их в гостиную. Не мог же он оставить своих гостей, вернее своих хозяев!
Доктор Лобке появился минуту спустя в сопровождении мрачного верзилы с неподвижным взглядом. Кауль шел настолько уверенно и твердо, что непосвященный человек никогда не принял бы его за слепого.
— Господа, разрешите представить вам господина Кауля,— сказал Лобке с поклоном.
— Здравствуйте,— буркнул Макс.
— Вы знаете Кельн? — спросил его Юджин.
— Как собственный карман.
— И можете ходить по городу без поводыря?.
— Да.
— Но ведь вы не видите?
— Разве для этого непременно нужно видеть? Достаточно чувствовать под собой землю и то, что вокруг.
— Вы могли бы быть моим помощником? Проводником по городу?
— Если вас это интересует — мог бы. Это намного лучше, чем сидеть в тюрьме,— Слепой хрипло засмеялся.
— Это верно, что вы профессиональный боксер?
— Когда-то был им.
— Теперь позабыли?
— Нет, почему же? Могу набить физиономию кому угодно, если, конечно, возникнет в этом необходимость.
— Даже мне?
— Если вы смыслите что-нибудь в боксе, то почему бы и нет?
— А если не смыслю?
— Тогда не стоит пачкать руки.
Юджин подмигнул Михаилу: сейчас, мол, я его обработаю.
Скиба сделал движение, чтобы удержать американца. Вспомнил, как когда-то в лесу Юджин сбил своим кулачищем пана Дулькевича, и ему стало неловко за товарища. Нападать на слепого — это все-таки непорядочно.
— Может, попробуем? — сказал Юджин, приближаясь к Каулю.
— Вам непременно хочется получить свое?
— Допустим.
— Тогда получайте!
И Юджин был нокаутирован одним ударом. Ударом молниеносным. Юджин успел только охнуть. Он упал боком на ковер, подвернув под себя руку, и ошарашенно уставился на слепого, который даже не улыбнулся.
— Мне кажется, вы именно тот, кого я ищу! — воскликнул он, лежа на ковре.— Что вы скажете, господа?
Капитан Петтерсон досадливо поморщился: ему не по душе было такое мальчишество лейтенанта. Лобке был весь предупредительность и внимание. Бургомистр чувствовал себя отвратительно. Мало того, что перед его глазами устраивали недостойный спектакль, теперь еще ждут от него каких-то слов. Ибо раз все молчат, должен говорить он, самый старший здесь.
— Господа,— сказал он патетически,— запомните эту сцену! Она во многом символична. Господин Кауль — это как бы весь немецкий народ. И наш народ вправду такой. Он слеп, но могуч. Слепые силы бродят в его могучем организме. И силы эти нужно соответственно направить. Нацисты направляли их только во вред, наша задача — дать им проявиться в добрых делах. И когда перед моими глазами американский гражданин убеждается в силе немца, то я невольно заглядываю в грядущее. Я уже вижу, как полная благородства и молодеческого задора Америка ведет за руку старую, порядком потрепанную злым роком, но сильную духом и мудрую Германию.
Он подошел к Юджину, чтобы помочь ему подняться. Хотел быть учтивым до конца. Но Юджин вскочил сам.
— Черт его побери, господин бургомистр! — воскликнул Юджин.— Вы видите много, но не все. По крайней мере, так мне кажется.
— Каждый видит то, что может,— сказал Макс после долгого молчания.
— Возможно, что Америке и придется водить за руку вашу Германию, господин бургомистр,— продолжал лейтенант,— но покамест господин Кауль поводит меня по Кельну. |