Мы уехали. Ну а потом столько всего в жизни было. Столетие, как известно, выдалось на редкость бурным. Однако сейчас, когда я пишу эти мемуары, я вспоминаю каждый из тех дней в Севастополе так ярко и четко… до малейших деталей! Возможно, это особенность стариковской памяти: чем дальше события, тем они отчетливее. А может быть, это моя детская влюбленность в Алешу сделала те дни незабываемыми. Удивительно, сколько произошло потом в жизни событий — и страшней, и ярче, и радостней… Многое забылось совсем. А вот это — как будто вчера.
— Софья Кирилловна…
— Да, голубушка?
— А вы сами верите в старика-проклятие?
— В каком смысле?
— Ну… что он может являться Глинищевым?
— Да что вы, дорогая моя! Нет, конечно… Нисколько.
— Но как же! Вспомните, что с Верой Алексеевной Глинищевой случилось!
— Да что с ней случилось-то?
— Ну как же? Увидела старика-проклятие ночью в углу спальни и на следующий день умерла.
— Ну уж, вы тоже скажете… Кто это вам такое порассказал? И не совсем все так было. Племянник паршивец у нее был — вот что с ней случилось. Подшутил над тетенькой. Наследство хотел поскорее получить. А тетенька уже вроде совсем на ладан дышала и с постели не вставала, а все никак не помирала! Ну, племянник и решил посодействовать — напугать старушку.
— Точно?
— Это мне Алеша так в детстве объяснял, чтобы я от страха не дрожала… Потому что от страха Вера Алексеевна Глинищева окочурилась, милая вы моя! А вовсе не от того, что «старик-проклятие» ей явился!
— Вы в этом уверены?
— Да что вы, не знаете, как это делается? «Пиковую даму» не читали? Много ли нам, старушкам, надо…
«Вот, оказывается, как! — Светлова слушала Софью Кирилловну и уже думала о своем: — Ай да Глинищевы… Видения видениями, а самые находчивые, вроде этого племянника, уже, оказывается, использовали семейное предание в собственных целях…»
Прощаясь, Софья Кирилловна задержала руку Светловой:
— Вы уж извините старую даму… Но у меня к вам тоже один вопрос… не очень корректный, наверное.
— Да?
— Никак не могу понять… Вы зачем, дорогая, ко мне все-таки приезжали? Неужели только ради того, чтобы сообщить о смерти Федора Хованского?
И Светловой пришлось все рассказать. От начала и до конца. Ведь известно, что старые дамы любопытны и у них есть время интересоваться подробностями.
Глава 19
По возвращении из Мюнхена Светлову ожидал «сюрприз».
— Представь, Ань, он чуть меня не укокошил! Если бы не «сорок пятый», оказавшийся, по счастью, под рукой — мы бы с тобой сейчас не разговаривали! Представляешь?! Даже не знаю, как его описать, старика этого… Инфернальный какой-то! Вместо физиономии — черный страшный провал, клянусь! Не преувеличиваю… Как будто в преисподнюю заглядываешь!
Светлова с некоторым — правда, хорошо скрываемым — недоверием слушала жарко повествующую о смертельном приключении Генриетту. О том, что «проклятие» перешло к активным боевым действиям, совершило дерзкое нападение на Генриетту и чуть не проломило ей черепушку, Светлова узнала от рыжей уже в Москве, по возвращении. И Генриетта сразу же приехала к ней в гости…
В Мюнхене телефонными звонками рыжая тревожить Аню не стала.
— Генечка… А может, на самом деле это был просто черный чулок, обтягивающий лицо? Ну, знаешь, такие обычно надевают налетчики и громилы, оставляя для глаз узкие прорези?
— Ты так думаешь?
— Понимаешь, при плохом освещении, в полутемном подъезде, когда воротник пальто поднят, а поля шляпы низко опущены, — запуганному человеку вполне может показаться, что вместо лица у этого старика черная дыра…
— Ну, не знаю, не знаю… — вздохнула Генриетта. |