На том мы и порешили. Больше братья ничего от меня не требовали, а мне и в голову не пришло обещать им что–то ещё. Я поднялся и скинул с себя плащ.

— С мечом обращаться я умею, — сказал я. — Только вот мои руки… Мне стыдно, что ваши ладони так почернели и огрубели, а мои ещё совсем белые и изнеженные. Но ничего, от этого позора скоро не останется и следа.

— Нет, нет, на сегодня работа закончена, — засмеялся старший брат. — Да и отдых нужен человеку ничуть не меньше, чем тяжкий труд. Принеси–ка нам вина, братец; сегодня твоя очередь накрывать на стол.

Пища была самой простой, но вино оказалось отличным, так что мы ели и пили от души — прямо здесь, рядом с горном и наковальней. За ужином они рассказали мне всё, что я пока не успел услышать. У каждого из братьев в сердце жило неколебимое убеждение, что грядущая битва принесёт ему победу, но будет стоить ему жизни; а так оба они могли бы жить ещё долгие годы.

Каждый из них страдал по–своему. Пока они работали подмастерьями у оружейника в городе, чьи мастера славились своей работой по стали и серебру, старший брат полюбил одну девушку. По рождению она не годилась в невесты наследному принцу, но её семья никогда не выдала бы её замуж за простого подмастерья. Надо сказать, что он и не пытался добиться её расположения, раскрыв ей правду о своём происхождении; просто в нём самом было столько благородного, зрелого мужества, что в его присутствии никто и никогда не думал, беден он или богат, знатен или нет — так, по крайней мере, говорил его брат. Конечно же, девушка не могла не полюбить его в ответ. Прощаясь, он поведал ей, что его ждёт опасная стезя, и когда он исполнит своё предназначение, то либо вернётся, чтобы взять её в жёны, либо погибнет, не уронив своей чести.

Младший же брат горевал из–за того, что если оба они погибнут, их бедный отец останется совсем один. Он любил старого короля так нежно, так преданно, что человек, не ведающий подобных чувств, наверное, счёл бы их неумеренными и нелепыми. Старший сын любил его не меньше, но младший думал об отце чаще и больше хотя бы потому, что его сердце было свободно от иных мыслей и забот. Дома он почти не отходил от короля и с годами всё чаще ухаживал за ним во время недугов приближающейся старости. Он никогда не уставал слушать рассказы старика о подвигах его молодости, продолжал твёрдо верить, что его отец — самый великий и замечательный человек на всём белом свете, а его заветнейшей мечтой было вернуться к отцу победителем, везя с собой доспехи одного из ненавистных великанов. Но оба брата страшились, что мысль о неизбежном одиночестве двоих самых дорогих им людей напомнит о себе в самый решающий момент и поколеблет их самообладание, без которого о победе нечего было и думать. Ведь пока они действительно ни разу не участвовали в настоящем сражении.

«Так, — подумал я. — Теперь мне понятно, какую службу способен сослужить им мой дар». Сам я смерти не боялся, потому что жить мне было, в сущности, не для чего. Битва страшила меня только потому, что от её исхода зависела не одна судьба. Однако я решил, что буду упорно трудиться вместе с братьями и вскоре стану хладнокровным, быстрым и сильным воином.

В трудах и песнях, разговорах и прогулках, в дружеских поединках и братской помощи время пролетало незаметно. Я решил, что не стану выковывать для себя такие же тяжёлые доспехи, потому что был далеко не таким крепким, как мои названые братья, и больше полагался на ловкость и быстроту движений, меткость глаза и уверенность руки. Поэтому я начал мастерить для себя кольчугу из стальных пластин и колец. Конечно, работа была кропотливая, но она всё равно нравилась мне больше, чем изматывающее махание тяжёлым молотом. Братья во многом мне помогали — и сначала, и потом, когда я кое–чему научился и уже мог работать в одиночку.