..
- Может быть, он взбирался на пригорок и спускался с него?
- Пожалуй, что взбирался и спускался. А может, и сам становился длиннее
и короче. Это был великий чудотворец. Только он сказал: "Сейчас Нил начнет
прибывать", - и тотчас же Нил стал прибывать.
- А камни ты бросал, Анупу?
- Как же я посмел бы бросать камни в сад наследника престола?.. Ведь я
простой крестьянин, и рука отсохла бы у меня по локоть за такое кощунство.
Царевич велел прекратить допрос. Когда же увели обвиняемых, он
обратился к следователю:
- Так эти люди принадлежат к числу наиболее виновных?
- Воистину, государь, - ответил следователь.
- В таком случае надо сегодня же освободить всех. Нельзя держать людей
в тюрьме за то, что они хотели посмотреть, прибывает ли священный Нил, или
за то, что слушали музыку.
- Высшая мудрость говорит твоими устами, сын царя, - сказал
следователь. - Мне велено найти наиболее виновных, и я отобрал тех, кого
нашел. Но не в моих силах вернуть им свободу.
- Почему?
- Взгляни, достойнейший, на этот сундук. Он полон папирусов, на которых
написаны акты этого дела. Мемфисский судья каждый день получает рапорт о
его движении и доводит до сведения фараона. Во что же обратится труд
стольких ученых писцов и великих мужей, если освободят обвиняемых?
- Да ведь они невинны! - воскликнул царевич.
- Но раз было нападение - значит, преступление налицо. А где есть
преступление, должны быть и преступники. И кто раз очутился в руках
властей и записан в актах, не может уйти без всяких последствий. В
харчевне человек пьет и платит за это; на ярмарке он что-нибудь продает и
покупает; в поле сеет и жнет; навещая гробницы, получает благословение
предков. Как же может быть, чтобы кто-нибудь, придя в суд, вернулся ни с
чем, как путник, который, остановившись на половине дороги, возвращается
домой, не достигши цели?
- Ты говоришь мудро, - ответил наследник. - Скажи мне, однако: а его
святейшество фараон тоже не имеет права освободить этих людей?
Следователь скрестил руки и склонил голову.
- Равный богам может сделать все, что захочет: освободить обвиняемых,
даже приговоренных, уничтожить все акты по делу, но со стороны простого
смертного это явилось бы святотатством.
Царевич простился со следователем и поручил надсмотрщику, чтобы за его
счет всех обвиняемых лучше кормили. Затем, взволнованный, он переплыл на
другой берег все прибывающей реки и отправился во дворец просить фараона
прекратить это злополучное дело.
Но в этот день у царя было много религиозных церемоний и совещаний с
министрами, так что наследнику не удалось с ним повидаться. Тогда царевич
обратился к верховному писцу, который после военного министра имел
наибольшее влияние при дворе. Этот старый чиновник, жрец одного из
мемфисских храмов, принял царевича вежливо, но холодно и, выслушав его,
ответил:
- Меня удивляет, что ты хочешь беспокоить подобными делами нашего
господина. |