Это все равно, как если бы ты просил не уничтожать саранчу,
севшую на поле.
- Но ведь это же невинные люди!..
- Мы, ваше высочество, не можем этого знать, ибо, виновны они или
невиновны, решает закон и суд. Одно для меня безусловно ясно, что
государство не может потерпеть, чтобы люди врывались в чужой сад, а тем
более - чтобы поднимали руку на собственность наследника престола.
- Ты прав, конечно, но где же виновные? - спросил царевич.
- Где нет виновных - должны быть, по крайней мере, наказанные. Не
преступление, а наказание, которое за ним следует, учит людей, что этого
нельзя делать.
- Я вижу, - прервал его наследник, - что ты не поддержишь моей просьбы
перед его святейшеством.
- Мудрость говорит твоими устами, эрпатор, - ответил вельможа. - Я
никогда не позволю себе дать своему господину совет, который подрывал бы
авторитет власти...
Царевич вернулся к себе измученный, в глубоком недоумении. Он сознавал,
что несколько сотен людей терпят несправедливость, и видел, что не может
их спасти, как не мог бы извлечь человека из-под обрушившегося обелиска
или колонны храма.
"Мои руки слишком слабы, чтоб поднять эту громаду", - думал он со
щемящим чувством.
Он впервые почувствовал, что есть какая-то сила, значащая бесконечно
больше, чем его воля: интересы государства, которым подчиняется даже
всемогущий фараон и перед которыми должен смириться и он, наследник.
Спустилась ночь. Рамсес велел слугам никого не принимать; он одиноко
бродил по террасе своего павильона и думал: "Это ужасно!.. Там передо мной
расступились непобедимые полки Нитагора, а тут - тюремный надсмотрщик,
судебный следователь и верховный писец становятся мне поперек дороги...
Кто они такие? Жалкие слуги моего отца, - да живет он вечно! - который в
любую минуту может низвести их до положения рабов и сослать в каменоломни.
Но почему отец мой не может помиловать невинных?.. Так хочет
государство?.. А что такое государство?.. Чем оно питается, где спит, где
его руки и меч, которого все боятся?.."
Он поглядел в сад между деревьями, и взгляд его упал на два огромных
пилона на вершине холма, где горели факелы стражи. Ему пришло в голову,
что эта стража никогда не спит, а пилоны никогда не питаются и, однако,
существуют. Древние, несокрушимые пилоны, могучие, как властелин, который
их воздвиг, - Рамсес Великий! Сдвинуть с места эти твердыни и сотни им
подобных? Обмануть бдительность этих стражей и тысячи других, охраняющих
безопасность Египта? Нарушить законы, оставленные Рамсесом Великим и еще
более могущественными владыками, которых двадцать династий освятило своим
признанием?
И вот перед Рамсесом стал вырисовываться еще неясный, но гигантский
образ - государство. Государство - это нечто более величественное, чем
храм Амона в Фивах, более грандиозное, чем пирамида Хеопса, более древнее,
чем сфинкс, более несокрушимое, чем гранит. |