— Жить буду? — прошептал он. — Когда можно домой и что это за больница?

Черт, что случилось с голосом?

— Думаю, уже вечером, если давление не будет падать. — Медсестра улыбнулась, упаковала тонометр и удалилась. На вопрос о больнице она не ответила.

Странные мысли пришли Нику в голову: это их больница, наверняка на окнах решетки, потому и жалюзи закрыты, и выбраться отсюда невозможно, за дверью — охрана. Наплевав на предупреждение медсестры, он встал. Закашлялся, шагнул к окну и отодвинул жалюзи: решеток нет, окно металлопластиковое, но без ручки. Что за окном — не разглядеть, картинка плывет. Вроде лавочки и резные фонари. И парк — Ник рассмотрел верхушки елей.

Смахнул слезу, проморгался и заметил дверь в стене — светло-зеленую, под цвет краски. Толкнул ее — туалет и душевая, свет загорелся автоматически. Сантехника чистая, новая. Не то что в обычной городской больнице.

Влетела медсестра, первая, рыженькая, и строгим тоном сказала:

— Ложитесь немедленно!

— Посещу заведение и лягу, — успокоил ее Ник. — Можно? Я ж ходячий. Я осторожно, правда! — И улыбнулся со всем своим обаянием.

В туалете он просидел минут десять с расчетом, что надзирательница уйдет. Выглянул: так и есть, ушла. Пересек комнату, высунулся в коридор: охранников нет. Значит, начинается паранойя.

Едва он лег, прибежала медсестра, хотела что-то сказать, но лишь открыла рот и покачала головой. Как она резво отреагировала — значит, следит. Прелестно! Камера-то не одна под потолком, наверное, вот эти провода с глазками — не система пожарной безопасности.

Электронные часы на стене показывали начало четвертого. Наверное, Алексаняна уже прооперировали и он отходит от наркоза. Понимая, что звонить бессмысленно, Ник набрал его номер — от не-чего делать — и даже не поднес телефон к уху, но в трубке щелкнуло, и на вызов ответила женщина. Никита подумал — врач.

— Здравствуйте, — проговорил он. — Я друг Паруйра Алексаняна и хочу поинтересоваться его самочувствием.

Женщина вздохнула, всхлипнула и прошептала:

— Никита, ты? Ой, горе… Не спасли Паруйра. Как мне жить теперь? Единственный сын… и внуков даже не оставил! Ой, Никита-а-а…

— Тетя Ануш…

Артура не спасли?! Ник закусил губу и, слушая, не слышал причитаний убитой горем матери. Неужели смерть друга теперь на его совести?

Как же так?! Ненасытной утробе «Фатума» всегда будет мало!

Все еще слушая мать Артура, Ник уткнулся в подушку. Хотелось выть, хотелось кого-нибудь загрызть. Ярость и негодование переполняли его.

Су-уки! Упыри! Твари ненасытные! Они ни перед чем не остановятся!

Ник скинул Коню сообщение, велел держать «Щит» изо всех сил, не выпускать людей на улицы, чтобы их с фашистами не спутали.

В дверь постучали, он перевернулся на спину, вытянул руки и принял безразличный вид. Смолкший телефон засунул под подушку.

Не дожидаясь приглашения, вошла Маша в зеленоватом медицинском халате:

— Привет. — И уселась на край кровати.

Ник посмотрел на девушку с такой ненавистью, что она невольно вскочила.

— Никита… что случилось? У тебя такое лицо…

— Это он тебя прислал? — прошептал Ник. — Чтобы ты проверила, раскаиваюсь ли я?

— Ты не совсем прав. — Маша взглядом указала на камеру и приложила палец к губам. — Если бы я не захотела, то не приехала бы.

Ник скрипнул зубами и отвернулся. Захлебываясь ненавистью, он поймал себя на мысли, что может прятать боль, обиду, радость — это совсем просто, а вот ярость — нет.