Фауст

 Кто он? Ты в нем не видишь ничего?

Вагнер

 Обыкновенный пудель, пес лохматый,

 Своих хозяев ищет по следам.

Фауст

 Кругами, сокращая их охваты,

 Все ближе подбирается он к нам.

 И, если я не ошибаюсь, пламя

 За ним змеится по земле полян.

Вагнер

 Не вижу. Просто пудель перед нами,

 А этот след — оптический обман.

Фауст

 Как он плетет вкруг нас свои извивы!

 Магический их смысл не так-то прост.

Вагнер

 Не замечаю. Просто пес трусливый,

 Чужих завидев, поджимает хвост.

Фауст

 Все меньше круг. Он подбегает. Стой!

Вагнер

 Вы видите не призрак — пес простой.

 Ворчит, хвостом виляет, лег на брюхо.

 Все, как у псов, и не похож на духа.

Фауст

 Не бойся! Смирно, пес! За мной! Не тронь!

Вагнер

 Забавный пудель. И притом — огонь.

 Живой такой, понятливый и бойкий,

 Поноску знает, может делать стойку.

 Оброните вы что-нибудь, — найдет.

 За брошенною палкой в пруд нырнет.

Фауст

 Да, он не оборотень, дело ясно.

 К тому же, видно, вышколен прекрасно.

Вагнер

 Серьезному ученому забавно

 Иметь собаку с выучкой исправной.

 Пес этот, судя по его игре,

 Наверно, у студентов был в муштре.

Входят в городские ворота.

 Рабочая комната Фауста[16]

Входит Фауст с пуделем.

Фауст

 Оставил я поля и горы,

 Окутанные тьмой ночной.

 Открылось внутреннему взору

 То лучшее, что движет мной.

 В душе, смирившей вожделенья,

 Свершается переворот.

 Она любовью к провиденью,

 Любовью к ближнему живет.

 Пудель, уймись и по комнате тесной не бегай!

 Полно ворчать и обнюхивать дверь и порог.

 Ну-ка — за печку и располагайся к ночлегу,

 Право, приятель, на эту подушку бы лег.

 Очень любезно нас было прыжками забавить.

 В поле, на воле, уместна твоя беготня.

 Здесь тебя просят излишнюю резвость оставить

 Угомонись и пойми: ты в гостях у меня.

 Когда в глубоком мраке ночи

 Каморку лампа озарит,

 Не только в комнате рабочей,

 И в сердце как бы свет разлит.

 Я слышу разума внушенья,

 Я возрождаюсь и хочу

 Припасть к источникам творенья,

 К живительному их ключу.

 Пудель, оставь! С вдохновеньем минуты,

 Вдруг охватившим меня невзначай,

 Несовместимы ворчанье и лай.

 Более свойственно спеси надутой

 Лаять на то, что превыше ее.

 Разве и между собачьих ухваток

 Водится этот людской недостаток?

 Пудель! Оставь беготню и вытье.

 Но вновь безволье, и упадок,

 И вялость в мыслях, и разброд.

 Как часто этот беспорядок

 За просветленьем настает!

 Паденья эти и подъемы

 Как в совершенстве мне знакомы!

 От них есть средство искони:

 Лекарство от душевной лени —

 Божественное откровенье,

 Всесильное и в наши дни.