Но мы заговорились, спать пора.

 Оставим спор, уже довольно поздно.

Вагнер

 Я, кажется, не спал бы до утра

 И все бы с вами толковал серьезно.

 Но завтра пасха, и в свободный час

 Расспросами обеспокою вас.

 Я знаю много, погружен в занятья,

 Но знать я все хотел бы без изъятья.

(Уходит.)

Фауст (один)

 Охота надрываться чудаку!

 Он клада ищет жадными руками

 И, как находке, рад, копаясь в хламе,

 Любому дождевому червяку.

 Он смел нарушить тишину угла,

 Где замирал я, в лица духов глядя.

 На этот раз действительно хвала

 Беднейшему из всех земных исчадий.

 Я, верно, помешался бы один,

 Когда б он в дверь ко мне не постучался.

 Тот призрак был велик, как исполин,

 А я, как карлик, перед ним терялся.

 Я, названный подобьем божества,

 Возмнил себя и вправду богоравным.

 Насколько в этом ослепленье явном

 Я переоценил свои права!

 Я счел себя явленьем неземным,

 Пронизывающим, как бог, творенье.

 Решил, что я светлей, чем серафим,

 Сильней и полновластнее, чем гений.

 В возмездие за это дерзновенье

 Я уничтожен словом громовым.

 Ты вправе, дух, меня бесславить.

 Я мог тебя прийти заставить,

 Но удержать тебя не мог.

 Я испытал в тот миг высокий

 Такую мощь, такую боль!

 Ты сбросил вниз меня жестоко,

 В людскую темную юдоль.

 Как быть с внушеньями и снами,

 С мечтами? Следовать ли им?

 Что трудности, когда мы сами

 Себе мешаем и вредим!

 Мы побороть не в силах скуки серой,

 Нам голод сердца большей частью чужд,

 И мы считаем праздною химерой

 Все, что превыше повседневных нужд.

 Живейшие и лучшие мечты

 В нас гибнут средь житейской суеты.

 В лучах воображаемого блеска

 Мы часто мыслью воспаряем вширь

 И падаем от тяжести привеска,

 От груза наших добровольных гирь.

 Мы драпируем способами всеми

 Свое безволье, трусость, слабость, лень.

 Нам служит ширмой состраданья бремя,

 И совесть, и любая дребедень.

 Тогда все отговорки, все предлог,

 Чтоб произвесть в душе переполох.

 То это дом, то дети, то жена,

 То страх отравы, то боязнь поджога,

 Но только вздор, но ложная тревога,

 Но выдумка, но мнимая вина.

 Какой я бог! Я знаю облик свой.

 Я червь слепой, я пасынок природы,

 Который пыль глотает пред собой

 И гибнет под стопою пешехода.

 Не в прахе ли проходит жизнь моя

 Средь этих книжных полок, как в неволе?

 Не прах ли эти сундуки старья

 И эта рвань, изъеденная молью?

 Итак, я здесь все нужное найду?

 Здесь, в сотне книг, прочту я утвержденье,

 Что человек терпел всегда нужду

 И счастье составляло исключенье?

 Ты, голый череп посреди жилья!

 На что ты намекаешь, зубы скаля?

 Что твой владелец, некогда, как я,

 Искавший радости, блуждал в печали?

 Не смейтесь надо мной деленьем шкал,

 Естествоиспытателя приборы!

 Я, как ключи к замку, вас подбирал,

 Но у природы крепкие затворы.