В подложном манифесте Мировича она прочла о себе,
что мужа извела ("опоен смертным ядом"), что родственникам в
Германии отправила 25 миллионов золотом и "чрез свои природные
слабости желала взять в мужья подданного своего Григория
Орлова, за что она конечно пред Страшным Судом никак не
оправдаетца".
-- Как-нибудь оправдаюсь... не твоя забота!
Духовенство предложило подвергнуть Мировича самой жестокой
пытке, но Екатерина яростно воспротивилась:
-- При пытке Мирович скажет не то, что было, а то, что вам
от него слышать хочется. К тому же, -- добавила она, -- мученье
дела не ускорит, а напротив, замедлит. Пытаемый должен лечиться
долго, чтобы на эшафоте в целостном виде предстать...
Мирович и без пыток ничего не утаивал. Его спросили: кто
надоумил покуситься на возмущение в Шлиссельбурге? Подпоручик
сразу же указал на гетмана Кирилла Разумовского:
-- Вот его сиятельство сидит... с него и началось!
Разумовского это потрясло:
-- Ах ты, ехиднин сын! Одумайся, паршивец...
-- А не ты ли, граф, совет мне дал, чтобы я, с других
молодцов примеры беря, фортуну за чупрыну хватал покрепче?
О причинах, побудивших его к "нелепе", Мирович четко ответил
в четырех пунктах. Первый: хотел бывать в комнатах, где жила
императрица, но его туда не пускали. Второй: хотел танцевать во
дворце и оперы слушать, какие знатным персонам доступны, но в
театр придворный тоже не попал. Третий: не имел в обществе
желанного почтения. Четвертый: по челобитьям, поданным царице о
нуждах своих, получал отказы с "наддранием", а это ему
обидно... Вяземский распорядился о приискании палача:
-- Надобно конкурс устроить: кто ссечет разом голову с
барана, того в палачи и возьмем...
Место для казни выбрали на Обжорном рынке; старики в
Петербурге поминали лихое время кровавой Анны Иоанновны.
-- Быть того не может, чтобы внове людям башки срубали! --
говорили они. -- Драть -- пожалуйста, а рубить -- не...
22 года никто в России не видел публичной казни, и народ
потянулся на Обжорный рынок, высказываясь по дороге, что на
эшафоте топором для страху побалуются, потом кликнут
помилование и выдерут голубчика, как положено. Рыночной площади
не хватило для собравшихся, зрители сидели на крышах домов,
толпились на мосту столь тесно, что там перила потрескивали.
Мировича привезли в карете, он был в епанче голубого цвета,
низко кланялся народу, легко и весело взбежал на эшафот.
Склонив голову, внимательно прослушал сентенцию о своих винах,
затем крикнул:
-- Все верно! Спасибо, что лишнего на меня не навешали...
Палач не заставил его страдать, обезглавив с одного удара. А
когда подхватил голову за длинные волосы, предъявляя ее для
всеобщего обозрения, площадь содрогнулась в едином движении
массы народной. Единым стоном отвечала толпа на казнь и разом
повернулась, чтобы бежать прочь. |