Изменить размер шрифта - +
В подложном манифесте Мировича она  прочла  о  себе,
что  мужа  извела  ("опоен смертным ядом"), что родственникам в
Германии отправила 25 миллионов золотом и "чрез свои  природные
слабости  желала  взять  в  мужья  подданного  своего  Григория
Орлова, за  что  она  конечно  пред  Страшным  Судом  никак  не
оправдаетца".
   -- Как-нибудь оправдаюсь... не твоя забота!
   Духовенство  предложило  подвергнуть Мировича самой жестокой
пытке, но Екатерина яростно воспротивилась:
   -- При пытке Мирович скажет не то, что было, а то,  что  вам
от него слышать хочется. К тому же, -- добавила она, -- мученье
дела не ускорит, а напротив, замедлит. Пытаемый должен лечиться
долго, чтобы на эшафоте в целостном виде предстать...
   Мирович  и  без  пыток  ничего не утаивал. Его спросили: кто
надоумил покуситься на возмущение в  Шлиссельбурге?  Подпоручик
сразу же указал на гетмана Кирилла Разумовского:
   -- Вот его сиятельство сидит... с него и началось!
   Разумовского это потрясло:
   -- Ах ты, ехиднин сын! Одумайся, паршивец...
   --  А  не  ты  ли,  граф,  совет  мне дал, чтобы я, с других
молодцов примеры беря, фортуну за чупрыну хватал покрепче?
   О причинах, побудивших его к "нелепе", Мирович четко ответил
в четырех пунктах. Первый: хотел бывать в  комнатах,  где  жила
императрица, но его туда не пускали. Второй: хотел танцевать во
дворце  и  оперы слушать, какие знатным персонам доступны, но в
театр придворный тоже не попал.  Третий:  не  имел  в  обществе
желанного почтения. Четвертый: по челобитьям, поданным царице о
нуждах   своих,  получал  отказы  с  "наддранием",  а  это  ему
обидно... Вяземский распорядился о приискании палача:
   -- Надобно конкурс  устроить:  кто  ссечет  разом  голову  с
барана, того в палачи и возьмем...
   Место  для  казни  выбрали  на  Обжорном  рынке;  старики  в
Петербурге поминали лихое время кровавой Анны Иоанновны.
   -- Быть того не может, чтобы внове людям башки  срубали!  --
говорили они. -- Драть -- пожалуйста, а рубить -- не...
   22  года  никто  в  России не видел публичной казни, и народ
потянулся на Обжорный рынок, высказываясь  по  дороге,  что  на
эшафоте   топором   для   страху   побалуются,   потом  кликнут
помилование и выдерут голубчика, как положено. Рыночной площади
не хватило для собравшихся, зрители  сидели  на  крышах  домов,
толпились  на  мосту  столь тесно, что там перила потрескивали.
Мировича привезли в карете, он был  в  епанче  голубого  цвета,
низко  кланялся  народу,  легко  и  весело  взбежал  на эшафот.
Склонив голову, внимательно прослушал сентенцию о своих  винах,
затем крикнул:
   -- Все верно! Спасибо, что лишнего на меня не навешали...
   Палач не заставил его страдать, обезглавив с одного удара. А
когда  подхватил  голову  за  длинные волосы, предъявляя ее для
всеобщего обозрения, площадь  содрогнулась  в  едином  движении
массы  народной.  Единым стоном отвечала толпа на казнь и разом
повернулась,  чтобы  бежать  прочь.
Быстрый переход