|
Всякие пьяные бурлаки вперед прут, а нас, бедных бояр, затискали. -- Эвон мужики-хлеборобы сидят, -- указал ему Гришка Орлов, -- у них порода твоей, князь, древнее. Так почитай их! -- Как тебе не стыдно, граф, меня с ними равнять? Между спорщиками круто вломился одноглазый Потемкин: -- Тиха, тиха... Ведь еще прения-то не начинались! Орловы добровольно уступили жезл маршала комиссии генералу Александру Ильичу Бибикову. Отмолившись, четыре дня подряд вслух зачитывали Наказ императрицы, а в пятом заседании, уже соловея, стали проявлять ретивое нетерпение: -- Чем возблагодарим матушку за мудрость ея? -- Арку триумфальную воздвигать надо! -- Чего там арку? Статуй отольем из чистого золота... От арки и золотой статуи Екатерина отказалась: -- Нельзя ставить памятники при жизни человека. Пусть он помрет сначала, никак не менее тридцати лет должно миновать, чтобы страсти поутихли, чтобы свидетели дел повымерли, -- лишь тогда истина обнаружится и поймут люди, достойна ли я места в истории государственной... Тогда уж и ставьте, черт с вами! А князь Щербатов все ходил да порыкивал: -- Такового повреждения нравов на Руси, каковое с очами плачущими наблюдаем в сие царствование, еще не бывало, и предки наши благородные в гробах стонут от временщиков и куртизанов происхождения подлого. Деды наши по Европам не шастали, виноградов разных не пробовали, оттого и жили по сто лет без болезней да в сытости доброй... Бибиков предложил Екатерине титуловаться "Премудрой и Великой матерью Отечества", но опять не угодил. -- Побрякушками не украшаюсь! -- отвечала она. -- Уж не такая я, Александр Ильич, премудрая, как тебе кажусь, а мать отечества лишь по долгу своему... Величие человека чаще всего есть не его собственное, а лишь тех великих людей и событий, которыми он удосужился окружить себя... Вот ежели удастся мне такого сочетания достичь, тогда-да, не спорю, стану и я великой! Она вышла на балкон дворца, под нею хороводил и галдел народ московский, и князь Вяземский не удержался от лести: -- Ах, матушка наша! Гляди сама, сколь много расплескалось на этих стогнах радости и любви к тебе, великая государыня. Екатерина хорошо знала цену любой лести: -- Если бы сейчас не я на балкон вышла, а ученый медведь стал бы "барыню" отплясывать, поверь, собралась бы толпа еще больше. Братьям Паниным она присвоила титул графский. -- Пять лет прошло, -- когда же война, Никита Иваныч? -- Сейчас и начнется, -- ответил ей "визирь". ...Было очень жаркое лето 1767 года. ЗАНАВЕС Панин был прав: борьба возникла, едва депутаты перешли к обсуждению своих наказов. Екатерина укрылась в древнем тайнике Грановитой палаты, иногда на цыпочках проходила за ширмами, поставленными за спиной Бибикова, откуда и слушала, что говорят. |
