|
-- А, ладно! -- одобрил Алехан. -- От Малого и заботы малые, а мы едем в Ливорно, готов ли? Ныне пора Эладу спасать от турков... Была уже поздняя осень, в морях штормило. Спиридов выслал фрегат, на котором Орлов со свитою отплыл из Италии в Архипелаг; средь греческих островов мотало на якорях усталую эскадру; три корабля держали на мачтах госпитальные флаги. Спиридов встретил гостей в светлом "фонаре" кормового салона, где было не повернуться: жилье адмирала заполняли обломки античных статуй (Спиридов спасал от вандализма все, что еще можно спасти). Настроен же он был мрачно, подозрительно, а находившийся возле него Грейг -- узколицый тощий шотландец в чине капитан-командора -- улыбался. Орлов поиграл алмазною табакеркой с профилем "матушки", со вкусом обозрел торсы античных богинь. -- Лому-то... лому сколько! -- сказал он. -- Ладно, вези, если не лень, до Эрмитажу, тонуть с грузом морякам всегда легше. Отозвав Спиридова в коридор, спросил -- чего этот Грейг стучит ботфортами подкованными, как жеребец копытами? Алехан перед Спиридовым был еще сопляком. -- Ты, граф, -- ответил ему адмирал, -- Самуила Карлыча цеплять не смей. Грейг дело флотское знает, себя в походе хорошо показал. А вот придут еще две эскадры -- Эльфинстона и Арфа... Орлов в ярости зашвырнул табакерку в море: -- Сатана, а не баба! Ведь умолял ее перед отъездом из Питера, чтобы корабли иноземцами не уснащала... Своих-то -- посолил, перцем присыпал и ешь на здоровье. А с чужих спрос короткий. В салоне Спиридов представил ему отчет по эскадре: из экипажа в 5582 человека на переходе до Копенгагена умерло 54, а больных было 320; в Англии списали на берег 720 больных, а на кладбище оставили 130 матросов; в походе же до Минорки пришлось покидать за борт 208 трупов. Иными словами, еще до приятия боевых встреч с супостатами эскадра четверти экипажа лишилась. Орлов спросил, отчего такая смертность. Грейг, перестав улыбаться, звенящим ботфортом откинул крышку люка, откуда пахнуло мерзостью гнили и немытой одежды, послышался крысиный писк. Алехан, прищурясь, долго озирал берега Морей. -- Капусты с клюквой не будет, -- сказал он. -- Давать матросам винограды, каперсы, померанцы да апельцыны. Чай, робятки наши морды от них воротить не станут! А смертность убавится. Он велел звать врача с аптечным ящиком, где в анкерках хранились разные сала -- собачье, лисье, медвежье, волчье, даже кошачье. Алехан, осатанев, треснул ногой по аптеке, и она упорхнула за борт. Могучей дланью богатырь взял лекаря за шкирку, стал трясти его над срезом палубы, под которой ходуном ходила зелено-сизая волна: -- Я из таких Гиппократов весь жир вытоплю! -- А успокоясь, пожелал офицеров видеть. |
