Изменить размер шрифта - +
  Публичное  торжество у Тюильри
завершилось подлинной катастрофой: озверевшие  буржуа  обрушили
экипажи,  топча  ногами павших и лошадей в упряжи, а толпа была
настолько  плотной,  что  многие  мертвецы  не  могли   упасть,
продолжая  двигаться в груде спрессованных тел, пока не рухнули
перила набережной и люди не посыпались в Сену, --  число  жертв
перевалило  за  тысячу.  Когда  об  этом  событии известились в
Петербурге, то многие при дворе суеверно перекрестились:
   -- Людовику Шестнадцатому не  бывать:  примета  для  Франции
нехорошая...
   Но  примета  была  нехорошей  и  для  России:  браком дофина
Франции с дочерью венской императрицы закреплялся  союз  против
России.  Шуазель  страдал:  умудренная  богатым  опытом Франция
теперь вынуждена была учитывать на весах Европы успехи молодой,
быстро шагающей России. Чисто политический союз Версаля с Веною
превращался  в   фамильный,   становясь   более   опасным   для
Петербурга.
   В эти дни Мустафа III, окруженный французами, рассуждал:
   --  Уничтожив  мой  флот  в  Хиосе и при Чссмс, русские лишь
подстригли мне бороду, но подстриженная борода, как вы  знаете,
растет еще быстрее...
   Удивительная  страна!  Французам казалось, что они попали за
кулисы Европы, в мир ярких, но растрепанных декораций, и  нигде
так  хорошо  не  ощущалась  несуразность турецкой жизни, как на
базарах Стамбула.  Войны  наполняли  площади  майданов  толпами
невольников,   золотом  и  серебром,  зеркалами  и  хрустальной
посудой, розовым маслом и благовониями.  Внешне  казалось,  что
все  сыты  и  довольны.  Но  даже вблизи столицы никто не видел
клочка   обработанной   земли.   Столица   султана    кормилась
исключительно  с  пристани:  что привезут корабли из Египта, из
Греции, из-Африки или из Сирии, то будет  сегодня  съедено.  Но
теперь русская эскадра Спиридова блокировала Дарданеллы, и там,
где  еще вчера пересыпалось тусклое золото и шумела драгоценная
парча,  теперь  лежали  умиравшие  люди.  Вот  как  мало   надо
богатейшей  стране,  чтобы  она вдруг скорчилась от голода... В
эти дни султан заявил, что теперь сам поведет  войска,  но  тут
стали  плакать  его  жены,  и  он, печальный, вернулся в гарем.
Стамбул кишмя кишел дезертирами. Полиция наказала  проституткам
не  брать  с  них платы, но бурными ласками заставить вернуться
под Знамя Пророка,  при  одном  виде  которого  неверные  сразу
ослепнут.   Однако,   почуяв   неладное  в  бескорыстии  гурий,
дезертиры раздели их донага, гоняли по улицам, избивая палками.
"Мы не виноваты, -- кричали они, -- что пушки неверных заряжены
ядрами величиной с хороший курдюк жирной овцы".
   Мустафа III велел обставить  Сераль  виселицами  и  кольями.
Дезертиров  подвешивали  крючьями  за  ребра,  они сипло орали,
когда колья медленно пронзали им внутренности.  Но  в  одну  из
ночей  все виселицы оказались спилены и на стене Сераля явилась
грозная  надпись:  султан  добудет  нам  мир  или  он  потеряет
престол.
Быстрый переход