.. Бойся, как бы чего в посуду не подсыпала!
Избив жену, Потемкин не раз гнал ее из дому, она запиралась
в бане. Гриц как-то навестил ее там, она его утешала:
-- Вот умрет злодей наш, и заживем мы смирненько...
Мальчик поливал матери воду из ковша на руки, а Дарья
Васильевна рассказывала, что на Москве немало у нее родни
знатной:
-- Я ведь за Скуратова из дому Кондыревых была выдана, а
Кондыревы широко на Москве расселись... Как же! У меня дедушка,
прадед твой, в боярах хаживал, "наверху" сидючи, думу думал,
царю Алексею на свадьбе лебедя жареного подавал. Царь-батюшка
забавы ради его с моста в реку спихнул... Чуть не потонул
дедушка под мостом, да зато уж царь-то навеселился.
Гриц спросил о Потемкиных -- кто такие?
-- А шляхта порубежная... Сказывали, был один Потемкин
послом в краях чужих. Но больше всего к монашеской жизни они
прилежание имели. Коли не драться, так молиться любили...
Чижово залегло средь болотистых луговин. В тишину лесов,
обмывая околицы, уплывала омутистая черноводная Чижовка.
-- Маменька, а куда течет наша Чижовка?
-- В реку Славицу, сын мой.
-- А куда Славица?
-- Она в Хмость впадает.
-- А куда Хмость?
-- Прямо в Днепр, миленький...
Величавый Днепр катил свои волны в Черное море, на берегах
которого этот мальчик станет велик, как никто!
Нежданно навестил их московский родственник, Григорий
Матвеевич Кисловский, барин сановитый и умный, а его положение
президента Камер-коллегии заставило майора Потемкина оказывать
ему видимое смирение... Недолго побеседовав с маленьким Грицем,
Кисловский огорченно заметил:
-- А и неучен же ты, дупло дубовое!
-- Да мы учили, -- вступилась мать. -- Одних припасов из
погреба столько в эти науки вложено, что должен бы и поумнеть.
-- Кормили -- да, это сразу видно...
От Кисловского не укрылось, что старый майор, обходя дочерей
боком, сына шпынял, больно толкая его при случае.
-- Свет Васильевна, -- шепнул он Потемкиной, -- советую
Грица дома не держать. Недалече отсель монастырь Серпейский,
игуменьей там мать Фамарь, сама из роду князей
Друцких-Соколинских, смолоду живала в Дрездене и Варшаве, жена
высокой грамотности. Я напишу ей, чтобы Грица пригрела...
Отец к отбытию сына отнесся равнодушно. Был морозный вечер,
когда сани остановились возле рубленных из бревен монастырских
ворот. Чей-то пытливый глаз оглядел приезжих через щелку.
Вздрогнули, гудя промерзлым железом, гремучие затворы. Хрустя
валенками по жесткому снегу, посиневшему к закату, мать отвела
сына в покои игуменьи, где стоял шкаф с книгами и нечто
удивительное -- глобус... Фамарь, сухая чернавка с шаловливыми
глазами былой красавицы, сухонькими пальцами тронула мальчика
за подбородок:
-- Здравствуй, Гриц... Ну-ну, подними голову. Учись смотреть
людям прямо в глаза. |