Анна Даниловна в таких случаях говорила:
-- Он еще у собаки спрашивает! Где бы меня спросить --
каково мне, бедной, в эдакой-то юдоли прозябать?
Только теперь Прохор Акимович осознал ошибку: ах, зачем увел
под венец эту чужую женщину, и боль о прошлой любви Камертаб
камнем ложилась на покаянное сердце. Наливал себе водки,
закусывал ее ломтями сырой семги. Над рабочим столом,
заваленным чертежами кораблей, укрепил лубочную картинку
"Возраст человечий": жизнь делилась тут на семь долек.
-- Ив каждой по семь годочков! Детство и юность,
совершенство и середка. Затем первая седина, до которой я
дожил. А затем -- старость и непременное увядание...
На исходе зимы довелось Курносову прочесть стихи Державина,
писанные на смерть Потемкина:
Кто это идет по холмам,
Глядясь, как месяц, в воды черны?
Чья тень спешит по облакам
В воздушные жилища горны?..
Не ты ли, счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?..
Жуть охватывала при мысли, что уже не Потемкин -- тень его!
-- по ею пору блуждает по берегам Черного моря, исполинская, --
ищет светлейший места, где бы отряхнуть прах свой, где бы кости
свои оставить. Мастеру и за себя становилось страшно:
-- Вот был я, первый и последний дворянин Курносов, а не
бывать продолжению моему. Одно останется-корабли, гавани да
крест на кладбище. А как жил, как любил, как умирал -- все
позабудут люди... Ладно! Не я первый на Руси такой, не я и
последний. Нс для себя жил, не для себя старался...
Он скинул ботфорты -- обул валенки: так удобнее. Зябкой
рукой снова налил себе водки. Анна Даниловна извела мужа
попреками:
-- На што мне, несчастненькой, така доля выпала? Солнышко нс
светит, яблок и вишен нету, все округ трескою пропахло. Зачем
мне шаньги ржаные, неужто не поем булок с изюмом?
-- Если невмоготу, так езжай отсюдова.
-- И правда, друг, отпусти доченек повидать...
Уехала! Посмотрел он, как взвихрило снег за ее санками,
спешащими в неизбытное, и опять вспомянулась юность,
страданьями еще не початая. И первые казанские радости, когда
браковал он лес, выбирая из бревен самые чистые, самые
непорочные, без сучков, без свиля, без косослоя... Конец всему!
"Ладно, -- сказал себе в утешение, -- проживем и так: без
любви. В конце-то концов, и добра повидал немало. Спасибо людям
хорошим и добрым -- за то спасибо, что они были. Теперь их тоже
не стало..."
Он вернулся в контору, налил себе водки.
Опьянев, он говорил по-английски и голландски, пересыпал
речь словами турецкими, ругательствами испанскими. Собака
внимательно слушала хозяина. |