Толпа раздалась в стороны, пропуская на­встречу кричавшему нового человека. При виде его старик попятился. Человек был абсо­лютно гол, лишь лицо его было скрыто аляпо­вато размалеванной первобытной маской. «Жрец, — подумала Скалли. — Наверное, я со­шла с ума и брежу. Наверное, меня огрели по голове чересчур сильно, и череп оказался не таким уж крепким».

Ей было легче и желательнее поверить в это, нежели в то, что все происходящее происходит на самом деле.

В руках голого жреца была секира. Пламя костра тускло, скользко и рвано отсверкивало на просторном лезвии. Словно по команде — хотя жрец лишь появился и не сказал при том ни слова, — несколько человек, стоявших по обе стороны от старика, споро и грамотно подскочили к нему и схватили за локти. Старик даже не пробовал отбиваться. Он лишь напрягся и заорал с натугой, явственно пыта­ясь через головы окруживших его мелких пра­вителей докричаться до толпы, до масс, до ря­довых жителей и, возможно, даже рассчитывая на их поддержку:

— Вы погибнете! Вы губите себя! Убив меня, вы убьете город! Город — это я, и без меня ему не выстоять!

Толпа была как все толпы — смотрела, слу­шала, ужасалась и ничего не делала, смиренно глядя, как меняется власть и новые влас­тители торопливо и немного нервно готовят себе из старого владыки ужин. Со старика сорвали куртку, потом рубаху и, заломив ему руки за спину, уложили на какое-то метал­лическое ложе — сродни, верно, прокрустову. Старик больше не кричал. Вокруг его шеи застегнулся круглый металлический воротник-фиксатор. Голый жрец подошел ближе и под­нял секиру.

Толпа запела громче.

Скалли зажмурилась.

Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, не так уж много. Она открыла гла­за, когда услышала приближающиеся мно­жественные шаги. Да, это был доктор. И еще кто-то — Скалли не знала. Прокрустово ложе было пустым, под фиксатором на зем­ле темнели пятна натекшей крови. Голый жрец стоял с секирой чуть поодаль и чего-то ждал.

Через мгновение Скалли поняла, чего. Ее отвязали от ведьмина костыля и с постными лицами, стараясь не встречаться с нею взгля­дами, поволокли к прокрустову ложу. Скал­ли попыталась закричать, но даже мычание заглохло где-то в гортани — славно ей зак­леили рот, славно, со знанием дела. «Этого не может быть, — думала Скалли; душа у нее будто смерзлась, никак не принимая действи­тельности. — Просто не может быть. Никак не может». Ее распластали на ложе затыл­ком вверх. Умом понимая, что идут после­дние мгновения, но так и не в силах это при­нять, она задергалась из последних сил. Наверное, так мог бы егозить в попытках со­хранить целостность своего драгоценного тельца дождевой червяк под протектором на­катившего контейнеровоза. Прямо перед но­сом Скалли была земля, пропитанная кро­вью, она чувствовала запах, и от ее дыхания мелкие комочки и песчинки шевелились, шаловливо перекатываясь с места на место. Будто играли в пятнашки. Скалли постара­лась отвести взгляд от этой нехорошей зем­ли; почему-то у нее не было сил закрыть глаза, она просто не могла ждать удара с зак­рытыми глазами, не зная, когда он случится; зачем-то, Бог весть зачем, ей надо было это знать. Краем зрения она вполне отчетливо ви­дела голого жреца в маске: его широко рас­ставленные волосатые крепкие ноги, его си­нюшный, словно не первой свежести цыпленок, вздрагивающий от возбуждения член — жре­цу явно очень нравилось делать секирой то, что он делал... потом мускулистый живот... выше все терялось, было не повернуть голову и не скосить глаза сильнее, — но каким-то чудом Скалли угадала, что руки с секирой медленно, сладострастно пошли вверх в тор­жественном замахе. Толпа запела еще громче.

Потом раздался выстрел, и толпа с готов­ностью взвыла от ужаса.