На лице горничной изобразилось легкое сомнение.

— Не знаю, сможет ли он принять вас в такое позднее время, — ответила она. — Если он вообще дома. Я сейчас узнаю.

— Узнайте, пожалуйста, — сказал Мол­дер. — И, если можно, побыстрее.

Горничная ничего не ответила на это — но судя по тому, как вальяжно она начала обрат­ное восхождение на второй этаж, побыстрее было нельзя.

Оставшись один в просторном, тускло осве­щенном холле, Молдер сначала не трогался с места и лишь оглядывался. Холл как холл... Потом на полке перед запертым высоким шкафом он уви­дел несколько остекленных фотографий. Горнич­ная, похоже, не скоро еще приплывет обратно, по­думал Молдер и подошел к шкафу.

Вот явный герой тихоокеанского театра во­енных действий: на фоне родного Локхид Р-38 «Лайтнинг», дальнего истребителя сопровож­дения, с пилотским шлемом в руке стоит в окружении боевых друзей широкоплечий, чер­ноусый, веселый мистер Чейко — и выглядит он ровно на свои сорок пять лет. Плюс-минус. Отличный пилот прекрасной страны, ведущей самую правильную войну. До Хиро­симы еще года полтора, не меньше.

А вот он же в каких-то травянистых лох­мотьях, с копьем в руке, в окружении ди­карей. Один из них — абсолютно наг, но лицо его закрыто жутковатой оскаленной маской. Вокруг, похоже, джунгли, на заднем плане — странной формы хижины, вроде термитников, и туго натянутые веревки, на которых сушатся какие-то плоды, не разобрать...

Плоды?!

На этой фотографии мистер Чейко, несмот­ря на убогое одеяние и некоторую худобу, выг­лядел куда моложе.

Молдер выхватил телефон. Набрал номер Скалли.

Скалли не отвечала...

Молдер бросил дикий взгляд направо, по­том налево. Пихнул телефон в карман, схва­тил со стола тяжелый подсвечник и не раз­мышляя, с размаху ударил им по замку шкафа, на внешней полке которого стояли фотогра­фии. В ночной тишине грохот раздался страшный; казалось, весь дом заходил ходуном. Раз, другой... Хлипкий замочек брызнул в сторо­ну и откатился со стуком.

— Что вы себе позволяете? — раздался сзади возмущенный голос некстати появившейся горничной, но Молдер, не оборачива­ясь, кинул подсвечник прямо на пол и распахнул шкаф.

Он тоже был полон сушеных плодов.

Человеческие головы.

Одну из них оторопевший Молдер легко опознал по фотографии. Это был бабник и склочник, не способный ничего создавать, лишь разрушающий то, что в поте лица создано дру­гими.

Джордж Кернс.

И тут горничная сзади дико завизжала. То ли потому, что увидела содержание шкафа впервые, то ли потому, что при ней это содер­жание ухитрился увидеть посторонний. Сейчас некогда было с этим разбираться.

Потому что Скалли не отвечала.

Федеральная трасса И-10

Когда Скалли пришла в себя, первое, что она услышала, был слитный, могучий треск кост­ра. Жар близкого пламени опалял лицо, и даже сквозь опущенные веки било оранжевое сияние. Скалли попыталась сказать что-то, а может, позвать на помощь; ничего не получилось. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять: рот заклеен полосой скотча. Зак­леен добротно, от носа до подбородка.

Толком пошевелиться тоже не удалось. Она была связана. Руки стянуты за спиной. Ноги и плечи привязаны к чему-то позади — шест, столб... ведьмин костыль?

Это было то самое место. Приоткрыв глаза и тут же вновь зажмурившись — ревущее пламя высотой, наверное, в три человеческих роста ослепило ее так, что казалось, едва не выжгло глаза, — Скалли почему-то сразу поняла, что это то самое место. Старое кострище. Такое старое. Где жгут мусор.

Она успела разобрать, что вокруг костра стоят люди. Много людей. Их смутные, одинаково мерцающие отраженным светом лица, по­хожие на маски, были неподвижны.