— Ты хороший человек, Дорис, — успоко­ительно проговорил мистер Чейко, — и у тебя будет хорошая еда. А о нем не жалей. От него не было проку в жизни, Дорис, ты же помнишь. Он не ведал, что такое настоящие ценности, у него не было принципов, не было ничего свя­того. Он только разрушал. В нашей жизни таким нет и никогда не будет места.

— Да, но теперь эти агенты все время кру­тятся вокруг меня. Мне кажется, даже они счи­тают меня виноватой... Я боюсь их, они чув­ствуют, что я говорю неправду все время...

Мистер Чейко глубоко вздохнул и прого­ворил:

— Наш город не в один день был постро­ен и рухнет он тоже не в одночасье. Он прочен, Дорис. Он прочен. И мы позаботимся о тебе. Ты одна из нас, ты — жительница Дадли. Это многого стоит, этим можно гордиться. Ты же понимаешь, я надеюсь? А что касается ФБР... Агенты ФБР скоро перестанут тебя беспокоить.

У Дорис Кернс приоткрылся рот. В гла­зах проступил ужас.

— Иди домой и отдыхай. Ты поняла?

Она ответила не сразу, а когда ответила, язык у нее заплетался, и губы плясали:

— Да. Да, мистер Чейко.

— Вот и хорошо. Ни о чем тебе уже не надо думать. Будь дома и жди. Все проблемы

скоро разрешатся.

И она ушла.

Мистер Чейко вернулся к столу и снова сел напротив доктора Рэндолфа. Тот не смог сдержать злорадной усмешки.

— Вряд ли вы ее успокоили, мистер Чейко.

Седые брови старика поползли вверх.

— Почему?

— Ваши слова можно понять двояко. То ли будет покончено с агентами, то ли будет покончено с самой Дорис.

Тяжелый кулак мистера Чейко с треском вломился в столешницу. Подпрыгнули тяжелые подсвечники.

— Дорис — одна из нас! Мы должны за­щищать ее, должны сберечь!

— Она в таком страхе, что вряд ли поняла вас должным образом, мистер Чейко.

—       Как только мы начнем грызть друг друга, городу — конец. Покончить с тем беспокойством, которое доставляют нам чужаки, — это одно. Это благое и общеполезное дело. Но жители города — неприкосновенны. Так было и так пребудет вовеки.

Лицо доктора Рэндолфа было теперь непро­ницаемым, будто восковая маска. «Идеалист, — думал доктор Рэндолф, глядя на мистера Чей­ко преданными стеклянными глазами. — Он создал все это, создал нас, но теперь отстал от жизни. Это удел всех стариков. У него еще оста­ются какие-то идеалы... молодые мечты... Он затеял все это для того, чтобы сбылась мечта о праведной долгой жизни, которую можно легко регулировать тем или иным рационом, — но нас это ни к чему не обязывает. Нам до его былых мечтаний дела нет, у нас — своя жизнь. Придется спасаться самим. А старики — долж­ны исчезать. Вовремя».

— Иди, Джэсс, — негромко сказал мистер Чейко, — и займись чужаками.

Доктор Рэндолф, кивнув, поднялся из-за стола.

Молдер появился возле дома мистера Чейко получасом позже. Они со Скалли и впрямь посетили здание суда. С максималь­ными предосторожностями вошли в архив, но предосторожности оказались излишни­ми: кто-то побывал тут совсем недавно. В архиве стоял отчетливый угарный запах — буквально только что здесь прекратился маленький пожар. Пожар? Очень избира­тельный пожар: огонь сожрал лишь комна­ту, на двери которой, чуть покосившись, ви­села табличка: «Регистрация рождений». Дверь комнаты была не заперта. Отмахива­ясь от неторопливо плавающих в воздухе ошметков сажи и прыгая лучами фонари­ков по углам, агенты убедились, что избира­тельный пожар постарался на славу: кубы картотек превратились в кучи золы и пеп­ла.