— Должно быть, это ошибка!

— А сегодня точно так же в своём номере отеля замёрз доктор Йонечи.

Лиза была буквально ошарашена этим известием. Ведь имя японца, занимавшегося одной из серьёзнейших проблем биологической криогеники, было ей хорошо знакомо. Более того, только позавчера она получила от него письмо по электронной почте, в котором Йонечи окончательно подтверждал своё намерение принять участие в конференции по прикладной криогенике, которая не далее как завтра начнёт работу в стенах Технологического института. Правда, за всеми неприятностями с Джейсоном Лиза совершенно забыла о японце, но теперь, видно, придётся вспомнить. Ведь если эти двое говорят правду, и Йонечи действительно «замёрз» под действием катализатора эндотермической реакции, тогда получается… получается…

— В каком часу вы обнаружили тело? — спросила Ианелли у агентов.

— Два часа назад, — сообщил Малдер.

На лице Лизы появилось очень странное выражение — смесь радости и озабоченности.

— В таком случае, — медленно произнесла она, — Йонечи ещё жив…

Реанимационное отделение, Биомедицинская лаборатория, Массачусетский технологический институт

Кембридж, штат Массачусетс

15 апреля 1997 года, 9:18

— Какая температура? — спросила Лиза Ианелли.

— Девяносто шесть и восемь, — ответила процедурная сестра.

— Вынимаем, — распорядилась Лиза. — на счёт три. Раз! Два! Три!

Йонечи был аккуратно извлечён из тёплой ванны, в которой он находился последние сорок минут, и помещён на стандартную госпитальную каталку. Теперь японец не походил на ледяную статую — тело его размякло, конечности гнулись в суставах, кожа порозовела.

— Что теперь? — поинтересовался врач — реаниматолог.

— Теперь мы попробуем его оживить… — отозвалась Лиза.

Она сама встала к каталке, чтобы перевезти тело в соседнее помещение — к стойке системы реанимации.

— Ничего у неё не получится, — шепнула Скалли Малдеру.

Специальный агенты стояли в сторонке, наблюдая за работой реанимационной бригады.

— Почему ты так думаешь?

— У него была температура семь градусов, а нижний предел для выживания — семьдесят.

— Но если он всё равно мёртв, — заметил Малдер, — то ему терять уже нечего.

— О’кей, — сказал врач — реаниматолог, — давайте начинать.

В горло японца вставили интубационную трубку, через шланг подключив её к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

— Доктор Ианелли, вы готовы?

Лиза кивнула.

— Начнём с трёхсот джоулей и ампулы адреналина внутрисердечно.

Процедурная сестра сделала укол, а врач — реаниматолог взял в руки пластины электродов и наложил их на обнажённую грудь японца.

— Приступим, — объявил он. — Разряд!

Тело Йонечи дёрнулось.

— Пульса нет, — доложила сестра, бросив взгляд на экран кардиомонитора.

— Поднимаю до трёхсот шестидесяти. Разряд!

Никакой реакции.

— Её кубик адреналина. Снова триста шестьдесят. Разряд!

На идеально прямой горизонтальной линии, пересекающей экран кардиомонитора вдруг появился излом, за ним — ещё один и ещё один. Всплески, свидетельствующие о сердечной деятельности, участились, амплитуда пульсаций увеличивалась на глазах.

— Появился ритм, — отметила процедурная сестра невозмутимо.