.
Он ей приказывал! Я смотрел на него… он доставал мне до пояса… в своей гондоле… как раз подо мной… его башка… как раз мне до пояса…
наглец!..
– Давай, Лили! Иди же!
Она колебалась… я видел, что эта грязная свинья сознательно провоцирует скандал! Поли-цейские стремглав кинулись к нам… чтобы снова
начать!.. другие, которые тоже вломились си-лой, толпились в дверях… тыкали в меня пальцем!..
– Давай, Арлетт! Давай! Иди! Позируй! Ты, прогони их всех! Жюль! Оп! Нет?
Я видел, что возмущение нарастает.
– А ну-ка дай мне пару железяк!
Они у него под софой… я их достаю, передаю… он хватает их… Как удирают полицей-ские! Ну? что! любители поглазеть! больше ни одного! фьють!
воробьи!..
– Иди же, Арлетт! Иди сюда!.. Кокотка! прицепи меня!
Он опять рвет ремни!.. полетела к чертям еще одна застежка! Я его снова пристегиваю… перевязываю…
– Ты, Арлетт, пройди сюда! сюда пройди!
Во всем этом беспорядке он пытался… найти свой газовый рожок Ауэра… в ободранной кухне… Он пожелал, чтобы она позировала ему на
раскладушке… при неверном газовом свете… он редко заставлял позировать в кухне… только тогда, когда стремился к абсолютному спокойствию,
чтоб никто не тревожил… никто не заглядывал с улицы… совсем никого… так, чтобы горел газовый свет… но никакого дневного света! Совсем!
Только газовый рожок, который бы свистел!.. и газ бы бросал зеленоватые отблески! голубые! женские лица приобретали мертвенную бледность,
освещенные газовыми светильниками! их кожа! их тело! уродство!
– Ложись, Арлетт! вытянись!..
– А! смотри, она зеленая! смотри!
Я не вмешиваюсь со своими замечаниями!.. Мне не нравится, что она зеленая…
– Я ее тебе воссоздам, нарисую!.. А, не нравится зеленая? зеленый свет? что ты понимаешь в женщинах? Ты что, никогда не видел свою жену
обнаженной?
– Воссоздашь что? никогда не видел?
Ах, он еще издевается! Бандит! Старый черт! щенок! Я ему в глотку заткну его железяки!
Лучше мне их оставить наедине…
– Ты уйдешь наконец? А? Уберешься? Убирайся! Слышишь? Убирайся!
Тиран! ирод!
– Мне нужно ее вылепить! Понял? Сначала тесто! потом глина! на это уйдет час! тебе все нужно объяснять! Ты вернешься за ней! Катись в
метро!
– Я оторву твою голову и сделаю заново из глины, – говорю я, – пес шелудивый!
Пусть запомнит! мой ответ! хотя бы на мгновение! однако!
– Да… да… да… Я надоел вам… сам виноват!.. А! я вам осточертел!..
– Поговори! Поговори мне еще! А ты, Лили, ложись, я тебе приказываю… посмотришь, какого размера будет мой шедевр, когда я обожгу! после
войны!..
Он разводит широко руки, показывая, какой будет его статуя! Он показывает это мне!.. «Вон! Вон!» А член уже стоит торчком!
Подонок.
Я получил то, что заслужил! отборная ругань! я бы его прибил! он хочет ее! он провоциру-ет меня, чтобы я сделал это!..
– Это будет нечто грандиозное!.. Подожди, пока я обожгу ее!
И он крутится, вертится по своей комнате! Он поворачивается к Лили, лапает ее бедра… обеими руками!.. и он ее тискает, лапает, лежащую,
вытянувшуюся…
– Ты увидишь ее в печи! увидишь! Он все еще талдычит о своей печи!
– Я ее обожаю, Луи! Видишь! я ее обожаю!..
Он нарывается, чтобы я расквасил ему морду!.. любовь!.. нас было больше, чем трое… мы втроем… и…
– Бош! Бош! – шипит он сквозь зубы… потом громче: – Бош! Бош!
– Ах! – сказал я ему, – ты… чижик-пыжик! навозная жижа! грязный доносчик! Ты сейчас сдохнешь!
– Давай! Давай! – отвечает мне он, успокаиваясь, рассматривает себя в зеркаль-це…гримасничает, корчит рожи…
Я его пальцем не трогаю! Да не трогаю я его! Расхаживаю вразвалочку! Я еще могу расха-живать! Он хмурится… поворачивается к раскладушке…
– Раздвинь ноги! шире! совсем широко! вот! Кралечка! чтобы мне было удобнее лепить!
Он раздвигает ей бедра… именно бедра…
– Я тебе ее сейчас испеку в печи! – и снова ее тискает, задирает ягодицы, специально, что-бы я это видел! что он имеет на нее права!
Я парнишка не вспыльчивый, когда сижу под замком! нет! не дерганный! скорее мирный!. |