Изменить размер шрифта - +
И он понял, поверил, и более того…

    Но все же, Лаис с болью в сердце должна была признаться себе в этом, у нее был секрет, который она не желала открывать не то что возлюбленному, а даже самой себе.

    Пару лет назад ее брат, подсчитывая доходы и расходы за год, прислал ей полное упреков письмо, обвиняя единокровную сестру в непомерных тратах. Дабы снизить сумму расходов, Миклош Эстерхази рекомендовал ей взять толкового управляющего и даже нашел для нее такого человека. Услышав о скором приезде в ее дом нестарого еще мужчины, ротмистр Чарновский поначалу впал в мрачность, едва не в буйство. Что греха таить, ей была приятна его ревность. Но долгие и страстные уверения в любви и верности разогнали меланхолию возлюбленного, и он даже согласился лично встретить и привезти будущего дворецкого.

    Вот тут-то и случилось то, чего она никак не ожидала: едва ли не с порога она почувствовала в Конраде Шультце ту внутреннюю силу, которую встречала до того лишь в Чарновском. Боясь поддаться невольному чувству, она была неизменно холодна со своим управляющим, ограничивая общение с ним лишь рамками вежливости да временами требованиями доставить ей ту или иную сумму.

    Вчера, когда этот немногословный скупой на жесты человек, рискуя жизнью, схватился с тремя нотерами, ворвавшимися в ее дом, она впервые взглянула на него как на героя. А потому сейчас, глядя, как переполошенные офицеры бегут в сторону кабинета ее управляющего, Лаис в волнении сцепила пальцы, изо всех сил желая преследователям не догнать ускользающую добычу.

    Поручик Вышеславцев лежал на полу, уныло прикрыв глаза. В голове шумело, точно кто-то скатывал с холма бочку гороха. Тот самый жандарм, недавно приведенный под руку ротмистром Чарновским, сидел на корточках перед командиром, обмахивая его папахой. Едва различив появившихся в комнате офицеров, Вышеславцев предпринял слабую попытку приподняться. Но тщетно. Спустя минуту усилиями жандарма и атаманца он был посажен на стул с резной спинкой, а еще спустя пару минут смог внятно разговаривать.

    -  Что здесь произошло, господин поручик? - усаживаясь напротив, резко поинтересовался Платон Аристархович.

    -  Я вел допрос, - с трудом выговорил жандарм.

    -  Отчего ж сразу допрос? - хмыкнул Лунев. - Господин Шультце, кажется, у нас не в преступниках ходил. Совсем даже наоборот. И вдруг - нате.

    -  Да я и сам не пойму, - вздохнул Алексей Иванович, потирая скулу, - вроде ж и не было ничего.

    -  Было, не было - это уж не вам судить. О чем шла речь?

    -  Ну, вначале говорили о том, как дело обстояло, - опасливо глядя на полковника, сбивчиво проговорил Вышеславцев, - как их заперли, как он через балкон перелез, что видел, что слышал. А потом дай, думаю, его огорошу.

    -  Огорошил! - усмехнулся сотник. - Он теперь небось весь в горошек ходит.

    -  Что вы у него спросили? - перебил балагура Лунев.

    Поручик замялся.

    -  Да говорите же, черт вас побери!

    -  Я пожелал узнать, не любовник ли господин Шультце госпожи Эстер.

    -  Что?! - раненым медведем взревел ротмистр Чарновский. - Да я ж тебя, морда песья!..

    -  Михал Георгич! Да вы что? Ну, спросил себе и спросил. У него ответ, видите теперь, на лице написан.

    Холост вцепился в рукав конногвардейского мундира, силясь удержать двухметрового гиганта.

    -  Отставить, господа офицеры! - жестко отрезал полковник Лунев. - Здесь речь идет не о любовной интрижке.

Быстрый переход