Шереметев даже не улыбнулся, он знал, сколь щепетилен царь именно в деле присвоения очередных званий кому бы то ни было, тем более себе, сказал Бартеневу:

— Передайте полковнику, господин адъютант, что я буду счастлив представить его к давно заслуженным званиям. И сегодня же отправлю представления.

И едва адъютант отъехал, Борис Петрович тут же сел за написание представления, и писал его с воодушевлением и столь возвышенно витиевато, что порою с трудом сам добирался до сути и окончания предложения: «…господин полковник вышеупомянутой счастливой баталии и с одержанной над неприятелем виктории так мужественно и храбро поступал, как искусному в воинстве славному кавалеру прилежит».

Через несколько дней тот же Бартенев привез Шереметеву приказ царя: «Незамедлительно выступать к Риге».

«Господи, и передохнуть не дает», — подумал Шереметев, но вслух сказал Бартеневу:

— Передай, Федор, государю: приступаю к исполнению.

И тут же вечером вызвал к себе генералов Репнина, Генскина, Бема и бригадира Фастмана.

— Господа, получен приказ государя выступать к Риге.

— Уже?! — воскликнул в удивлении Бем.

Впрочем, и на лицах других читалось недоумение. Весь год жили в таком напряжении, в тяжелейших переходах, стычках, в голоде-холоде, в жаре, наконец победили сильного и коварного врага, разнесли в пух и прах его армию. Казалось бы, теперь и отдохнуть. Ан нет. Снова в поход. И куда? В Прибалтику.

Фельдмаршал вполне разделял чувства своих подчиненных, а потому постарался успокоить:

— Ничего, господа. Мы выступим, но поспешать не станем. Разрешаю устраивать дневки для отдыха солдатам и, что не менее важно, обеспечить им доброе питание, не жалея на сие никаких денег. А также обязательно откармливать и холить конский состав. Поскольку дорога через Гомель — Могилев после прохождения нашего и шведского войска сильно разорена и оголожена, поведем корпус на Луцк, там нам будет сытнее. Армию поведете вы, Аникита Иванович, а я выеду вперед, дабы озаботиться провиантом и фуражом. Помните, солдат не томить и без нужды караулами и экзерцициями  не донимать.

Часть четвертая

РАСПУТЬЕ

Глава первая

КАПИТУЛЯЦИЯ РИГИ

Из отпуска под Ригу возвратился Борис Петрович в начале апреля в великом расстройстве. Генерал Репнин, замещавший его во время отсутствия, доложил обстановку и не преминул заметить:

— В великой нужде войско, Борис Петрович, подъедаем последнее. И где брать? Ума не приложу.

— Знаю я, Аникита Иванович. Откуда что возьмется? Здесь еще в позапрошлом году Левенгаупт все под метлу вымел, пятнадцать тысяч подвод нагрузил своему дражайшему Карлусу. Ехал я через деревни, все в великом запустении, кору люди едят, траву, детей своих… — Голос у фельдмаршала дрогнул. Вынув платок, он громко высморкался. Прокашлявшись, молвил: — Отписал государю с дороги. Чую, будет мне выволочка от него.

— За что? Вы-то тут при чем, Борис Петрович?

— Да я когда в отпуск просился, сказал, мол, провианта в армии довольно, на полгода достанет. Выходит, обманул государя-то.

— Да, — вздохнул сочувственно Репнин. — Он этого не любит.

— А скажи я — мало, он вовек не отпустил бы. А у меня сколь деревень уж, все, считай, без догляду. Ту же Черную Грязь, что за Полтаву презентовали, взглянуть надо? А?

— Надо, конечно, — согласился Аникита Иванович.

— Ну вот. Поехал смотреть, а там все в запустении, крестьяне разбаловались, сплошь в недоимках. Уж и не рад был, что этой самой Черной Грязью обогатился.