— Ну что ж, дай Бог. Думаю, их всех Полтава подвигла к союзу.
— Конечно, конечно. Вся Европа рты поразинула от удивления. Они же все как кролики тряслись перед Карлусом, боялись его как огня. Нам уже отходную пели. Ан не вышло!
Царь объехал Ригу в сопровождении фельдмаршала.
— Да, крепость изрядная. Но штурмовать не велю, дабы людей зря не тратить. Возьмем измором.
— Значит, осада, государь?
— Да. Осада. Спешить нам сейчас некуда.
— На носу зима, ваше величество. Им-то там по теплым хатам жить можно. А нам?
— Ну что ж, отводи корпус на зимние квартиры, оставь с Репниным тысяч семь и артиллерию. Пусть бомбит помаленьку. Неужто пушки не исправят своего дела?
На обеде с генералами царь шутил, смеялся, угощал вином, привезенным из-за границы , все застолье. Вспоминал:
— Тринадцать лет тому назад, когда я ехал через Ригу с Великим посольством, меня под угрозой стрельбы не пустили к внутренней крепости, нанеся тем мне оскорбление и обиду. Ныне в отместку сему проклятому месту позвольте мне, господа, положить начало бомбардировке?
Кто ж мог не позволить Петру совершить сие действие? Генерал Чамберс, отвечавший за артиллерию, сказал:
— Это будет великой честью для нас, ваше величество, вы начнете — мы продолжим.
На следующий день царь прошел к гаубице . Артиллеристу, вытянувшемуся перед ним в ожидании приказаний, молвил:
— Дай-ка мне, братец, протравник да и пороховницу. Я сам буду палить.
Тот подал царю большую иглу на длинном шнурке. Петр накинул шнур на шею, дабы протравник не затерялся и был все время под рукой. Перекинул через плечо ремень с пороховницей.
— Ящичный! — крикнул Петр. — Картуз!
«Ящичный», отвечавший за зарядный ящик, выхватил из него продолговатый холщовый мешочек, наполненный порохом, подал царю.
— Шуфлу! — скомандовал царь, и тут же в руках его оказалась деревянная лопаточка с длинной рукоятью. Возложив на нее картуз, Петр засунул заряд в дуло гаубицы. Сам схватил лежавший около колеса прибойник, забил до конца картуз. — Ядро!
Ящичный подал царю ядро. Он вкатил его в дуло гаубицы.
— Пыж!
Засунув лыковый пыж в дуло, забил его потуже прибойником. Затем, подойдя к казенной части, поймал, не глядя, болтавшийся на шнурке у живота протравник и через запальное отверстие проткнул картуз, находящийся в гаубице. Потом отвернул у пороховницы пробку, сыпанул в запальник пороху до самого верха.
— Пальник! — отступив от гаубицы, молвил Петр, подняв правую руку, в которую тут же бомбардир вложил длинное копье, на конце его дымился фитиль, завитой вкруг древка. — Ну, с Богом! — сказал Петр и поднес дымящийся фитиль к запальнику.
Гаубица рявкнула, подпрыгнув и сразу окутавшись дымом. Еще и дым не рассеялся, а Петр уже шуровал в стволе банником, находившимся на другом конце древка прибойника.
И опять короткие команды ящичному: «Картуз!», «Ядро!», «Пыж!», «Пальник!».
Но, заряжая в третий раз гаубицу, Петр вместо ядра потребовал:
— Брандкугель!
— Есть брандкугель, — весело отвечал ящичный, откидывая уже приготовленное ядро и беря в руки зажигательный снаряд.
Сделав третий выстрел, Петр снял с себя гайтан с протравником, передал артиллеристу вместе с пороховницей, подмигнул бомбардиру:
— Вот так держать! — Но, подойдя к Шереметеву, напомнил фельдмаршалу: — В осаде все ж лепш поберечь порох, более беспокоя, не давая противнику забывать о нас. И хорошо бы прицельно бить. Пошли лазутчика в город, пусть узнает, где у них пороховой погреб, по нему и попробуйте бить брандкугелями. |