Остальные качали головами и старались как можно более выразительно показать, что эта информация не просто утомляет их, а очень даже обижает. Можно было подумать, что над нами гремит гроза, а я им читаю лекцию о перераспределении электрических зарядов в тучах, о зарождении капель ливня, о траекториях молний, о природе грома и прочее. Они хотели знать только одно: когда же гроза кончится и они смогут заняться своими делами.

То, что сказал Начальник тюрьмы Мацумото о них и им подобных, было абсолютно верно. Они ухитрились превратить свое богатство, которое некогда существовало в форме заводов и запасов товаров или других трудоемких предприятий, в нечто столь неуловимое и абстрактное, как денежные спекуляции на бумаге, и им почти ничто уже не напоминало о том, что они несут ответственность за что бы то ни было, за пределами узкого круга друзей и знакомых.

* * *

На заключенных они не злились. Они были глубоко возмущены тем, что Правительство не сумело сделать побеги из тюрем практически невозможными. Но по мере того, как они все яростнее поносили Правительство, становилось все очевиднее, что Правительство – ихнее, а не мое, не заключенных, не горожан. Выходило, что первейший долг Правительства – защищать их от низших классов, и не только в нашей стране, но и повсеместно.

А разве хоть когда‑нибудь «сливки общества» вели себя иначе?

Вспомните‑ка еще раз про распятие Христа и 2 разбойников! А 6 000 рабов, взбунтовавшихся под предводительством гладиатора Спартака?

* * *

Кхе.

* * *

Насколько я понял, мое тело старается изолировать микробов ТБ, одевая их крохотными капсулами. Стенки этих капсул состоят из кальция, а это самый привычный компонент всех тюремных стен, в том числе и здесь, в Афинах. Наша тюрьма обнесена колючей проволокой. Точь‑в‑точь как Освенцим.

Если я помру от ТБ, то лишь потому, что мой организм не справился – не смог построить достаточное количество тюремных камер и не уложился в сроки.

Можно ли извлечь из этого урок? Не очень‑то веселый.

* * *

Но если Попечители были плохие люди, то заключенные были много хуже, Я и не подумаю это отрицать. Они разрушали собственное общество – затевали разборки с огнестрельным оружием, грабили, насиловали, торговали убийственными для человека наркотиками и так далее, и гому подобное.

Но они‑то по крайней мере видели, что творят, а люди вроде наших Попечителей напоминали скорее Б‑52, бомбардировщики, летавшие на страшной высоте. Они почти никогда не видели, какие чудовищные разрушения производят, перемещая мощные пласты богатств нашей страны, которыми они распоряжались, то туда, то сюда.

* * *

Я, в отличие от моего дедушки‑социалиста Бена Уиллса, который был никем, не собираюсь предлагать реформы или перестройки. Я считаю, что любая форма правления, а не только Капитализм, – это то, что сегодня решают делать люди, которым принадлежат все деньги, – в трезвом или в пьяном виде, в своем уме или вовсе без ума.

* * *

Начальник Мацумото, был, конечно, чудак. Многие его странности, разумеется, объясняются тем, что в раннем детстве на него сбросили атомную бомбу. Здания и деревья и мосты и все прочее, казавшееся таким незыблемым, исчезло, как мираж.

Как я уже говорил, Хиросима вдруг превратилась в неоглядный пустырь, по которому гуляли пыльные смерчи.

После вспышки маленький Мацумото остался единственной реальной фигурой на пустом месте. И он пошел в дальний, дальний путь – искать еще что‑нибудь столь же реальное, как он сам. Добравшись до городских окраин, он очутился вдруг среди реальных, но совершенно фантастических структур и созданий: там были живые люди, у которы кожа свисала, как драпировка, с обнаженных мышц и костей, и прочее в этом роде.