-- Может, развязать? -- шептал Бобров.
-- Нет, не надо... -- вполголоса сказал Маякин. -- Оставим его здесь...
а кто-нибудь пусть пошлет за каретой... Прямо в больницу...
Он пошел к рубке, тихо сказав:
-- Постерегите... как бы, чего доброго, в воду не прыгнул...
-- А -- жалко парня!.. -- сказал Бобров, посмотрев вслед ему.
-- Никто в дурости его не повинен!.. -- хмуро ответил Резников.
-- Яков-то... -- кивнув головой вслед Маякину, шепотом сказал Зубов.
-- Что Яков? Он тут не проиграл...
-- Н-да-а... он теперь... опечет!..
Их тихий смех и топот сливались со вздохами машины и, должно быть, не
достигали до слуха Фомы. Он неподвижно смотрел пред собой тусклым взглядом,
и только губы у него чуть вздрагивали...
-- Сын к нему явился... -- шептал Бобров.
-- Я его знаю, сына-то, -- сказал Ящуров. -- Встречал в Перми...
-- Что за человек?
-- Деловой... Большим орудует делом в Усолье...
-- Стало быть -- этот Якову не нужен... Н-да... вон оно что!
-- Глядите -- плачет!
-- О?
Фома сидел, откинувшись на спинку стула и склонив голову на плечо.
Глаза его были закрыты, и из-под ресниц одна за другой выкатывались слезы.
Они текли по щекам на усы... Губы Фомы судорожно вздрагивали, слезы падали с
усов на грудь. Он молчал и не двигался, -- только грудь его вздымалась
тяжело и неровно. Купцы смотрели на бледное, страдальчески осунувшееся,
мокрое от слез лицо его с опущенными книзу углами губ и тихо, молча стали
отходить прочь от него...
И вот Фома остался один со связанными за спиной руками пред столом,
покрытым грязной посудой и разными остатками пира. Порой он медленно
открывал тяжелые опухшие ресницы, и глаза его сквозь слезы тускло и уныло
смотрели на стол, где все было опрокинуто, разрушено...
Прошло года три.
С год тому назад Яков Тарасович Маякин умер. Умирая в полном сознании,
он остался верен себе и за несколько часов до смерти говорил сыну, дочери и
зятю:
-- Ну, ребята, -- живите богато! Поел Яков всяких злаков, значит, Якову
пора долой со двора... Видите -- умираю, а не унываю... И это мне господь
зачтет... Я его, всеблагого, только шутками беспокоил, а стоном и жалобами
-- никогда! Господи! Рад я, что умеючи пожил -- по милости твоей! Прощайте,
детушки... Живите дружно... не мудрствуйте очень-то. Знайте -- не тот свят,
кто от греха прячется да спокойненько лежит... Трусостью от греха не
оборонишься -- про это и говорит притча о талантах... А кто хочет от жизни
толку добиться -- тот греха не боится... Ошибку господь ему простит...
Господь назначил человека на устроение жизни... а ума ему не так уж много
дал -- значит, строго искать недоимок не станет!.. Ибо свят он и
многомилостив. |