Бесстрастное, с припухшими тяжелыми веками лицо Мураты, методично наносящего удары, выглядело немного сонным. Кагава просто двигался без всякого выражения. Дзиро стоял в безупречной стойке, и его меч раз за разом с мрачным упорством вспарывал утренний воздух. Покрытая потом грудь – бледный треугольник, видневшийся там, где неплотно запахнутые полы куртки то сходились, то расходились в такт его движениям, – сияла, когда на нее падали лучи утреннего солнца.
Свист почти четырех десятков мечей, рассекающих воздух, и отдельные подбадривающие вскрики порождали эхо в окружавших храм холмах. Рты полуоткрыты, грудные клетки ходят ходуном, энергия понапрасну, как может показаться, течет в пустой центр сформированного ими круга.
Но вот возбуждение, пусть и в сочетании с такими приятными вещами, как летнее утро, морской бриз и дружеское соперничество, переросло во всепоглощающую усталость. Они уже не слышали ничего, кроме звука трех дюжин мечей, разрубающих пустоту: легкий, сухой звук бамбука наводил на мысли о внутреннем свете золотого песка. Закончив упражнение, Мибу с удовлетворением осознал, что голова его совершенно пуста. Он просто ждал следующей команды Дзиро.
Теперь они бежали спринт на пятьдесят ярдов, по три-четыре человека за раз.
Потом Дзиро снова поставил их в круг. Они начали отжиматься.
– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… – считал Дзиро вслух. Его тяжелое дыхание подстегивало остальных, как кнут.
Мибу заметил, что капли пота, падая на охряную землю, оставляют на ней черные пятнышки. Поначалу, прикоснувшись ладонями к земле, он почувствовал приятную мягкость и свежесть, но чем дольше отжимался, тем тверже становилась поверхность – она словно сопротивлялась, давила на него в ответ снизу вверх.
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…
Он почувствовал режущую боль в руках, теперь земля кидалась на него, целясь прямо в лицо, будто хотела укусить. Количество черных пятнышек с каждой секундой росло, но лишь для того, чтобы постепенно испариться, исчезнуть. Мибу вдруг заметил, что одно пятнышко движется. Это был муравей. Удивительно – как он сюда попал?
– Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…
Через силу подняв глаза, он увидел, что Ямагиси, не выдержав, бросил отжимания и прохаживался теперь неподалеку от входа в зал, всем своим видом показывая, что у него там есть какое-то дело. Кагава тоже уже не отжимался, а ходил и подбадривал криками младших студентов, сжимая в руке бесполезный меч.
– Сорок пять, сорок шесть…
Когда Дзиро, не сбиваясь, дошел до семидесяти, отжимающихся осталось человек пятнадцать, не считая его самого.
Завтракали в восемь. Двое дежурных первокурсников варили суп мисо.
В расписании дежурств, которое всем выдали накануне вечером, было указано, что готовка, уборка и покупка молока входят в обязанности студентов первого и второго курсов. Дежурство Мибу выпадало на третий день. Завтра ему предстояло идти за покупками, чтобы продумать меню и купить продукты.
Они сидели на коленях за низенькими столиками.
– Приятного аппетита! – пронеслось над столом. Завтрак начался.
В течение полутора часов после завтрака Мибу не мог даже поднять глаза к окну, чтобы посмотреть на море. Второй этап тренировки начался в десять. Они надели нагрудники, перчатки, маски, вооружились мечами и отправились в физкультурный зал.
Зал, как и школа, был новый и хорошо оборудованный. Но, в отличие от зала для фехтования, полу недоставало упругости, поэтому в ступню, припечатывающую пол, отдавалась тупая боль от удара.
Кокубу Дзиро вышел на середину зала, чтобы управлять первой фехтовальной тренировкой летнего лагеря.
Чистым громким голосом он объявил о начале тренировки. |