Чистым громким голосом он объявил о начале тренировки.

Потом отдал команду разминаться. Когда разминка подошла к концу, он назначил старших студентов, с которыми будут сражаться младшие, сказал всем надеть маски и приступил к разогревающим упражнениям; все это длилось два часа, во время которых они отрабатывали высокие удары слева и справа.

Дзиро отлично знал все достоинства, недостатки и характерную манеру каждого члена клуба. Он мог, понаблюдав всего пару минут, без труда отгадать, кто перед ним, несмотря на защитные маски и скрывающее фигуру одеяние. Он сохранял дистанцию. И казалось, двигался сам лишь затем, чтобы заставить двигаться других. Когда отклонившийся немного вбок меч противника указывал на то, что соперник устал, Дзиро еще энергичнее поддерживал его выкриками и доводил почти до полного истощения сил, выкидывая какой-нибудь новый трюк, чтобы вынудить нападать.

В фехтовальном зале Дзиро выглядел разъяренным божеством: вся сила, весь пыл и жар тренировки, казалось, исходили от него и расплескивались волнами, заполняя все вокруг. Несомненно, этот жар, порожденный солнцем, жил в Дзиро с тех самых пор, как он впервые открыто взглянул на светило.

Еще ему была дарована уверенность в себе. Кто, кроме Дзиро, который в спортивном зале чувствовал себя в своей стихии, мог быть столь совершенным, изящным воплощением уверенности? Когда он высоко вздымал меч, чтобы обрушить его на голову противника, того в первую очередь ошеломляла ослепительная уверенность Дзиро в собственных силах.

Во время коротких перерывов первокурсники переговаривались шепотом:

– Посмотри, как он держит меч! Если так со всего размаху ударить, череп раскроить можно.

Дзиро высоко вскидывал свое оружие, приготовившись к нападению. Меч казался гигантским угрожающим рогом, и бесплотная энергия жизни плыла над ним, будто гигантское облако в летнем небе, гордое и лучезарное. Решетка маски поблескивала, и направленное в небеса оружие без труда обращалось вниз – на противника. В тот миг, когда оно опускалось, небо словно раскалывалось надвое, а меч, обрушиваясь на голову несчастной жертвы, походил на стремительно пробежавшую по небу трещину.

Но во время сегодняшних упражнений Дзиро не стал показывать свой коронный номер.

Он, как смерч, вовлекал соперников в безудержное кружение, пока они совсем не выбивались из сил. Но, в отличие от Кагавы, движения Дзиро всегда подчинялись некоему общему ритму, в них не было и тени небрежности. В каждое мгновение его стойка оставалась безупречной и естественной. Неопытным новичкам, которых он натаскивал, представлялось, что существует не один, но множество разных неповторимых Кокубу Дзиро.

Выкрики, пот, топот ног по полу – посреди всей этой сумятицы стук бамбуковых мечей звучал, как взрывы хлопушек.

Огромные неровные волны поднимались и опадали, заключая в себя прерывистое дыхание фехтовальщиков.

– Йа!

– Тха-а!

– Ну же, ну же!

– Атакуй!

Выкрики, рывки тел – туго закрученная темная воронка, собранная воедино непреодолимым зовом крови.

И лишь один Дзиро держался невозмутимо. Все вокруг него представлялось запотевшим стеклом; он высился в центре прозрачным, незамутненным кристаллом, окружающая его суета воспринималась глумливым фарсом.

В этом суматошном гвалте он двигался молниеносно и бесшумно, почти невидимый глазу. И вдруг, внезапно застывая, превращался в зловещую, темно-синюю, изящную и безудержную силу.

6

На третий день – как раз в дежурство Мибу – усталость обитателей лагеря достигла предела. В перерывах между тренировками им не хватало сил даже говорить.

Жестокая жара и физическое изнеможение придавили студентов. Мибу тошнило от запаха густого соуса с карри, который он с напарником готовил в просторной храмовой кухне.