Вся эта буря эмоций пронеслась в одно мгновение, поскольку профессору потребовалось лишь несколько секунд, чтобы взять с платка гребень с иероглифом «ка»; оставшиеся два он завернул в шелк и убрал в карман.

– Мне нужно поскорее закопать это где-нибудь здесь. Подыщи подходящее место между корней. Так, чтобы копать было нетрудно.

– Да, конечно.

Отвечая профессору, Цунэко изнывала от жалости к себе. Она настолько привыкла повиноваться ему, что сейчас, даже поглощенная своей мукой, просто не могла ослушаться. Разум протестовал, но глаза уже высматривали подходящее место в саду.

– Не кажется ли вам подходящим место у корней плакучей сакуры?

– Да. Очень хорошо. Под цветущим деревом, весной…

С неприличной поспешностью он кинулся к дереву, опустился перед ним на колени, осторожно снял клочок мха и принялся рыть землю ногтями. Это было так непохоже на него, патологического приверженца чистоты, но, вероятно, он считал, что в священной земле микробы не живут.

В один миг гребень исчез в земле; вместе с ним ушла в землю и красная надпись. С помощью Цунэко профессор аккуратно вернул мох на место, чтобы скрыть следы на поверхности почвы. Не вставая с колен, он на несколько секунд сложил ладони в молитве, а потом быстро осмотрелся по сторонам – не идет ли кто – тем быстрым, вороватым движением, которое подобает не профессору, но преступнику, нарушившему закон.

Затем с непринужденным видом он поднялся на ноги, достал из кармана пропитанный спиртом ватный тампон и принялся старательно вытирать пальцы. Второй тампон профессор подал Цунэко, чтобы и она могла протереть руки. Это был первый раз, когда он поделился с ней своими тампонами. Тщательно вычищая грязь из-под ногтей и вдыхая прохладный, хладнокровный запах спирта, Цунэко почувствовала, что, сама того не желая, стала соучастницей этого маленького преступления.

5

Эту ночь они провели в одной из гостиниц в Сингу. На следующий день им предстояло с утра посетить Хаятама Тайся, а после отправиться на машине в Хонгу Тайся. На этом паломничество в три храма Кумано должно было завершиться.

Но после «происшествия с гребнями» Цунэко погрузилась в глубокие раздумья. Она продолжала выполнять распоряжения профессора, и хотя их путешествие пока не закончилось, новая, радостная Цунэко исчезла и на ее месте появилась средних лет особа, которая ничем не отличалась от той Цунэко, что проживала в мрачном профессорском доме в Хонго.

Посещение храмов было запланировано на завтра, и они вернулись в гостиницу, как только осмотрели все достопримечательности небольшого городка. Других дел на этот день у Цунэко не было, поэтому она достала из сумки томик Эйфуку Монъин, чтобы скоротать время до ужина за чтением. По словам профессора, он тоже собирался посвятить эти часы чтению, хотя она подозревала, что на самом деле он решил вздремнуть у себя в номере.

Глубоко в сердце она злилась на него, и чувство это лишь усиливалось из-за того, что, явно заметив ее печаль и смятение, он ни словом не упомянул злополучные гребни. Разумеется, она не могла первой затронуть эту тему, и пока профессор не заговорит сам, Цунэко предстояло размышлять над загадкой в одиночестве.

Она редко смотрелась в зеркало, даже когда оставалась одна в токийском доме, но теперь делала это всякий раз, когда у нее выдавалась свободная минутка.