Главным божеством этого святилища был Фусуми-но ками (чье другое имя – Идзанами-но омиками), однако в согласии с общим для всех трех храмов порядком здесь также почитались божества двух других храмов. Поэтому в храмовом дворе они насчитали шесть строений, каждое со своим названием: Такимия, Сёдзёдэн, Нака-но Годзэн, главный зал Ниси-но Годзэн, Вакамия и Хассиндэн. Внешний вид каждого строения, вплоть до черепицы на крыше, олицетворял либо мужскую силу, либо женское изящество – в зависимости от того, какому божеству оно посвящалось. Недаром в народе говорят: «Горы – защитники веры». Горы Кумано были особым религиозным миром, где синтоистские боги обитали в тесном и шумном соседстве друг с другом.

В ярких лучах летнего солнца киноварь храмовых построек на фоне густой зелени поросших криптомериями холмов выделялась особенно ярко.

– Не торопитесь, отдохните с дороги.

Любезно откланявшись, настоятель удалился, полностью предоставив в их распоряжение сад с плакучей сакурой и большим валуном, похожим на ворона. По такой жаре поблек даже взъерошенный мох. В саду царило безмолвие; прислушавшись, можно было уловить, как дышат божества, охваченные послеполуденной дремой.

– Посмотри, – сказал профессор, указывая на шесть храмовых крыш над высоким каменным забором. – Видишь? Резьба на каэрумата везде разная.

Но Цунэко настолько поразилась странной неуверенности в поведении профессора, что даже не посмотрела в ту сторону. Хотя Фудзимия насухо вытер пот со лба, аккуратно надел пиджак и выглядел так, словно стоит в прохладе, – и не скажешь, что всего несколько минут назад он совершил изнурительный подъем на гору, – на его лице застыло несвойственное ему тревожное выражение, а взгляд блуждал по выступающим из земли корням. Цунэко едва не спросила, не потерял ли он что-нибудь, но вовремя одернула себя.

И в эту секунду случилось то, отчего ее сердце забилось как сумасшедшее: профессор достал из кармана небольшой тканевый сверток, который Цунэко заметила в его комнате этим утром. Нисколько не заботясь, что она стоит рядом и смотрит, Фудзимия развернул ткань на ладони – в шелковом платке лежали три изысканных самшитовых гребня. Ослепительные солнечные лучи высвечивали каждую деталь этих прекрасных вещиц, вплоть до мельчайшей резьбы в виде китайских колокольчиков.

Цунэко до глубины души восхитило это невероятное изящество, но еще больше ее потрясли написанные красной тушью иероглифы, по одному на каждом гребне.

Первый иероглиф «ка», что означает «аромат».

Второй – «ё», что означает «приходить на смену».

Третий – «ко», что означает «дитя».

Разумеется, одного быстрого взгляда недостаточно, чтобы делать какие-то умозаключения, но Цунэко знала, что в такой последовательности эти три иероглифа составляют женское имя: Каёко. Более того, написанные почерком, так подозрительно похожим на почерк профессора, эти красные знаки были напоены нежной женственностью настолько, что Цунэко почудилось, будто она на мгновение увидела обнаженную благородную девушку. Хотя надпись сделали в уставном стиле, когда все линии прописываются четко и до конца, каждая черточка была выполнена с такой чуткостью и нежностью, что не оставалось сомнений – кистью профессора двигало невыносимо глубокое чувство.

Вне всякого сомнения, эта таинственная дама, чье имя написано на гребнях красной тушью, с самого начала их путешествия затаилась в своей постели, убранной белой и лиловой тканью. Цунэко не сумела противостоять негодованию, охватившему все ее существо, – за эти годы профессор не нашел нужным сказать ей, скрывал от нее единственное женское имя, с которым был связан. Внезапно чудесная картина «Чистой Земли», которую Цунэко крупными мазками нарисовала себе, совершая этот невозможный, изматывающий подъем, растаяла бесследно.