Флисс выходит на улицу. Когда дверь открывается, маленький колокольчик начинает мелодично позванивать. Флисс с прямоуголь­ной коробкой.

Флисс (протягивая ее Фрейду).  Держи!

Фрейд с удивлением берет и открывает коробку; мы видим толстые «черные» сигары, самые крепкие.

Фрейд.  Но, Вильгельм, что, по‑твоему, я должен с ними делать?

Флисс.  Я хочу, чтобы ты их курил.

Фрейд.  Вот тебе и раз.

Флисс  (с улыбкой).  Вперед, марш! Ты можешь курить, сколько твоей душе угодно. (Фрейд останавливается как вкопанный. Флисс тоже останавливается и спрашивает с притворным удивлением.)  Тебе это неприятно?

Фрейд.  Нет. (Пауза.)  Вильгельм, ты впервые себе противоре­чишь. (Мрачным тоном.)  Ты считаешь, что я обречен, не правда ли? (Флисс улыбается.)  Брейер меня осматривал, он говорит о миокардите. Это верно?

Флисс.  Брейер – осел. (Он берет Фрейда под руку и увлекает его вперед.)  Я же сказал тебе, что ты абсолютно здоров. (С улыбкой.)  Правда в том, что я высчитал дату твоей смерти. (Говорит самодовольно, размеренно.)  В этих вопро­сах метод ритмов доведен до совершенства.

Фрейду явно стало легче: зритель догадывается, что у него нет глубокой веры в расчеты Флисса.

И все‑таки его лицо сохраняет какое‑то разочарованное выражение.

Фрейд.  И что же? В каком возрасте я умру?

Флисс. В пятьдесят один год.

Фрейд.  Через двенадцать лет?

Флисс.  Да, если раньше ничего не случится. Через двенад­цать лет мы найдем то, что ищем, мы станем властелинами этого мира.

Они выходят из Берхтесгадена и идут по дороге, ведущей в горы.

Фрейд (полусерьезно.)  Значит, я умру молодым.

Флисс.  Правильно. Я решил для себя, что за двенадцать лет табак не успеет тебя полностью разрушить.

Фрейд.  Ты меня переживешь?

Флисс.  Лет на десять, думаю. Умру я в 1918 году. Но мне больше нечем будет заниматься, разве что кое‑какими мелки­ми поправками теории. (Он берет Фрейда за руку.)  Все про­ясняется, Зигмунд. Я каждый день делаю успехи. Ты знаешь, почему мы пользуемся правой рукой?

Фрейд. Нет.

Флисс.  По причине нашей бисексуальности. Левая сторона – это наше женское начало, а правая сторона – начало мужское.

Фрейда это не убеждает.

Фрейд (с улыбкой).  Значит, все женщины должны быть левшами?

Пауза. Флисс оказался в легком затруднении. Но он хмурит брови и отделывается раздраженной тирадой.

Флисс.  Ерунда! Ты шутишь, Зигмунд? Я не люблю, когда шутят над моей работой.

В тот же день около пяти часов вечера. Вокзал в Берхтесгадене.

Двухколейный путь. Фрейд и Флисс сидят рядом на скамейке. Флисс надел цилиндр. Фрейд в визитке, но в тирольской шляпе.

Поезда нет.

Фрейд настроен дружески, но мрачно. Флисс явно проявляет нетер­пение. Он вынимает часы, смотрит на них и снова опускает в кармашек.

Флисс.  Твой поезд проходит здесь через час. Мой через час сорок пять, спрашивается, зачем мы торчим на перроне.

Фрейд  (смотрит на него печально и виновато).  Мне нуж­но приходить на вокзал заранее. Ты же знаешь, что у меня фобия, связанная с поездами. (Во время разговора Фрейду становится все больше не по себе. Постепенно его охва­тывает приступ фобии. Флисс ничего не замечает.)

Флисс.  Мне пришла одна мысль. Твоя теория неврозов инте­ресна, но мне необходимы даты.

На соседней скамейке расселось какое‑то семейство. Девочка лет пяти бегает по перрону, она часто мелькает перед двумя мужчинами, которые ее не замечают.

Флисс.  Я признаю, что большинство твоих больных неспособ­ны сообщить тебе эти даты.