— Стихами?! — Глаза Суонка стали втрое шире обычного.

Бианка не ответила. Все равно штатский профессор не поймет, какие отношения бывают между кораблем и экипажем. А доктор Михайлов мстительно проворчал:

— Тоже мне линкор, стихов писать не умеет… мозгов, как у крейсера!

9

Построенный задолго до войны батискаф стремительно разгонялся даже без форсажа. Могучие движки и антигравы, рассчитанные на борьбу со звездным тяготением, непринужденно перевели машину в сверхсветовой режим, в котором не действуют законы классической и релятивистской механики. Несколько минут батискаф падал сквозь исчезающее пространство, а потом снова стал обычным ньютоновским телом, летящим с обычной межпланетной скоростью.

Звезда приближалась, расползаясь по курсовой голограмме бахромой протуберанцев. Последний миллион километров батискаф двигался сквозь облака густеющего газа. Стали видны волны, катившиеся по расплавленной массе Сириуса А. Звезда бурлила и плескала горячей плазмой, поверхность закручивалась воронками и вспучивалась пузырями. Локаторы захлебывались безумием помех, временами совершенно закрывавших цель поиска.

Сидевший за пилотажным пультом Зог направил кораблик в ближайшую воронку, что подарило им еще сотню километров движения в не слишком конденсированной среде. Затем плотность нейтронных потоков снаружи выросла до величин, при которых деление ядер начинается даже в бруске железа. Вскоре отказали внешние приемники электромагнитных сигналов, и теперь всю информацию приносили только волны гравитации, да и те — лишь в узких спектрах частот.

Батискаф летел практически вслепую, держа курс на изредка прорывавшиеся сквозь звезду сигналы «Звездной Песни». Мощнейшие передатчики линкора строились в расчете на связь между эскадрами, разделенными не одной сотней световых лет. Гравитационные импульсы «Вельзевула» пробивались через океан расплавленных металлов. С трудом проходили и пучки гравитонов из обсерватории Легата. Суонк сообщал координаты цели, помогая штурману Никитину держать курс.

— «Вельзи», мальчик мой, мы идем к тебе, — беспрерывно звал Зоггерфельд. — Двигайся навстречу.

— Мы ждем, ищем тебя, — вторил ему Дунаев. — Где ты? Откликнись. Здесь твой папочка…

Корносевич, закончивший службу в должности первого бортинженера, с озабоченным видом следил за мониторами. Наконец, отвернувшись от своего пульта, он сказал:

— На этой глубине наши сигналы глохнут не дальше мегаметра. Корабль нас не слышит.

— Передатчики батискафа — старое дерьмо, — в сердцах бросил Никитин. — Вся аппаратура еле дышит. Локатор не видит ни черта.

Они продолжали бесполезно вглядываться в голограммы внешнего обзора. Клубились вихри, перекатывались волны, бурлили пузырями восходящие потоки, но линкор не появлялся. Как передавали астрономы Легата, «Вельзевул» находился намного глубже — в зоне, где приборы батискафа смогут видеть от силы на пару сотен километров.

— Говоришь, локаторы… — произнес вдруг Звездный Дракон. — В обсерватории очень мощный локатор. По существу, тот же передатчик.

Долговязый Зог на лету поймал идею:

— Алло, Суонк. Организуйте ретрансляцию наших сигналов в направлении объекта.

— Сделаем, — прокряхтел землянин и спустя минуту добавил: — Ретрансляция уже пошла. Коллега… то есть адмирал… Ваш моджахед рвется к видеофону.

Никакой видеосвязи не было, разумеется, уже давно, да и звук просачивался через звездную субстанцию с чудовищными искажениями.