Любезный друг!

Галеты прекрасные. В сущности, что нам делить? Мы с Вами похожи. Разница лишь в том, что я храбр. Так как же, бьемся, мы или нет? И не стыдно Вам прикрываться формой? Берегитесь! Угрозами меня не возьмешь! Прежнего субпрефекта я тоже вызвал на поединок. И что же? Он сбежал до первых петухов, точнее, до первых кур. Избегает меня и судья. Избегают и дамы. Да и сам я себя избегаю. Спасибо, сержант! Вы большой шутник. Галеты меня усмирили. Вы умный человек, и я умный. Мало нас таких, но мы узнаём друг друга.

– Ремихио! – кричал Леандро-Дурак, размахивая мышью. – Вот это мышь так мышь!

Ремихио загорелся. Ничто не интересовало его больше, чем мыши. Он поднялся, синий от холода, но очень спокойный. Мощи и Дурак с восхищением смотрели на него.

– Что вам угодно, и наоборот?

– Тебя Гарабомбо звал.

Карлик распрямился.

– Чего он желает, и наоборот?

– Ждет тебя в Ракре.

– Сержант! – крикнул Ремихио. Черный шелудивый песик радостно вскочил. – Субпрефект! – кликнул он другого и удалился, гордо неся свое волнение.

Ремихио ковылял к мосту, сердце у него часто билось. Леандро уже бежал к Ракре. Проклиная свою хромоту, карлик поднажал. Так в километре от Дурака, ведомый его запахом, он спустился к Чаупиуаранге и дошел до горки, под которой в тени, прикрыв лицо шляпой, не то спал, не то притворялся спящим Гарабомбо. Карлик надел очки.

– Рад тебя видеть, Гарабомбо!

Великан поднялся, ласково посмотрел на него и дал ему пригоршню конфет. Ремихио стал жадно сосать леденец.

– Ты мне нужен, дружок.

– Без меня ничего не сделаешь, и наоборот.

– Правда твоя, дружок.

– Убить кого, и наоборот?

Лицо великана вспыхнуло.

– Дороги перекрыты, дружок. Без пропуска всех задерживают. Даже из поместья в поместье не пройдешь. Так никто и не ходит.

– Я повсюду хожу, и наоборот.

– То-то и оно. На тебя власти не смотрят.

– Стану сенатором, посмотрят! – мрачно сказал горбун. – Тогда…

– Ты знаешь Эпифанио Кинтану?

Карлик кивнул.

– Завтра он будет ночевать у Амадора Кайетано.

– В Айяйо.

– Передай ему эту бумажку. – И он вынул из-под пончо листок, сложенный конвертом. – До свиданья, дружок.

– До свиданья, и наоборот.

Гарабомбо исчез среди скал. Шел восьмой час. Ремихио с трудом поднялся на дорогу и дошел в Янауанку. Услышав колокола, он свернул на площадь. Там была Хинельда Баларйн красивая учительница, чей приезд вызвал немалое волнение среди власть имущих. Приехала она из Селендина. Ее черные глаза и огромные ресницы возбудили такие страсти в Консепсьоне, что во избежание гражданских смут Инспекция по делам средней школы перевела ее в Янауанку, но вышло только хуже: отцы города потеряли покой. Сам. Ремихио восклицал: «Люблю северяночек! Мне подавай из Кахамарки!» Страсть свою он изливал в пламенных письмах, которые совал под дверь школы или просил об этом Мощи и Дурака. Красавица не отвечала, и он решил объясниться. Он подождал у входа в храм, пока кончится месса. Наконец отец Часан благословил народ, и учительница вышла, благочестиво сложив руки. Не обращая ни на кого внимания, Ремихио приблизился к ней.

– Ах, мамочки! – сказал он. – При такой красоте и писаешь святой водицей!

– Взять его, таракана! – взревел сержант Астокури, тоже вздыхавший по прекрасной учительнице.