|
47
За все России я обязан — за дух, за свет, за вкус беды, к России так я был привязан — вдоль шеи тянутся следы.
48
В любое окошко, к любому крыльцу, где даже не ждут и не просят, российского духа живую пыльцу по миру евреи разносят.
49
Не дикому природному раздолью, где края нет лесам и косогорам, а тесному кухонному застолью душа моя обязана простором.
50
Много у Ленина сказано в масть, многие мысли частично верны, и коммунизм есть советская власть плюс эмиграция всей страны.
51
На почве, удобренной злобой бесплодной, увял даже речи таинственный мускул: великий, могучий, правдивый, свободный стал постным, унылым, холодным и тусклым
52
Я б хотел, чтоб от зоркого взора изучателей русских начал не укрылась та доля позора, что ложится на всех, кто молчал.
53
У того, кто родился в тюрьме и достаточно знает о страхе, чувство страха живет не в уме, а в душе, селезенке и пахе.
54
Я Россию часто вспоминаю, думая о давнем дорогом, я другой такой страны не знаю, где так вольно, смирно и кругом.
55
Забавно мы все-таки жили: свой дух в чистоте содержали и с истовой честью служили неправедной, грязной державе.
56
Такой же, как наша, не сыщешь на свете ранимой и прочной душевной фактуры; двух родин великих мы блудные дети: еврейской земли и российской культуры
57
Оставив золу крематорию и в путь собирая семью, евреи увозят историю будущую свою.
58
Я там любил, я там сидел в тюрьме, по шатким и гнилым ходил мостам, и брюки были вечно в бахроме, и лучшие года остались там.
Евреев от убогих до великих люблю не дрессированных, а диких
59
Был, как обморок, переезд, но душа отошла в тепле, и теперь я свой русский крест по еврейской несу земле.
60
Здесь мое исконное пространство, здесь я гармоничен, как нигде, здесь еврей, оставив чужестранство, мутит воду в собственной среде.
61
В отъезды кинувшись поспешно, евреи вдруг соображают, что обрусели так успешно, что их евреи раздражают.
62
За российский утерянный рай пьют евреи, устроив уют, и, забыв про набитый трамвай, о графинях и тройках поют. |
