Рон с Гермионой уселись напротив него, счастливые, какими Гарри не видел их за все время на площади Мракэнтлен. Пьянящая радость, угасшая было после встречи с Люциусом Малфоем, снова наполнила душу; угрюмый дом показался теплым и приветливым, а вездесущий Шкверчок, сунувший хоботок в дверь – глянуть, что за шум, – был не так уж и уродлив.

– Ясное дело: как Думбльдор вступился, они уже не посмели тебя обвинить, – радостно сказал Рон, щедро раскладывая по тарелкам картофельное пюре.

– Да, он меня спас, – согласился Гарри. Ему хотелось добавить: «Хорошо бы он еще поговорил со мной. Или хотя бы на меня посмотрел», – но это прозвучало бы неблагодарно и, хуже того, по-детски.

Стоило это подумать, шрам заболел с такой силой, что Гарри непроизвольно схватился за лоб.

– Что? – встревожилась Гермиона.

– Шрам, – еле выговорил Гарри. – Не страшно… это теперь все время…

Остальные ничего не заметили; все ели и ликовали по поводу счастливого избавления Гарри. Фред, Джордж и Джинни продолжали петь. Гермиона занервничала, но не успела и слова сказать, потому что довольный Рон воскликнул:

– Спорим, сегодня зайдет Думбльдор! Должен же он с нами отпраздновать!

– Нет, Рон, вряд ли он сумеет выбраться, – возразила миссис Уизли, ставя перед Гарри гигантское блюдо с жареной курицей. – Он сейчас очень-очень занят.

– ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО…

– Да замолчите вы когда-нибудь?! – взревела миссис Уизли.

Гарри невольно отмечал, что в доме № 12 на площади Мракэнтлен есть человек, который не в восторге от его возвращения в «Хогварц». Услышав новости, Сириус очень успешно изобразил радость: долго жал Гарри руку, сиял и улыбался вместе со всеми. Но вскоре помрачнел еще сильнее, с каждым днем становился все угрюмее, почти ни с кем не разговаривал, даже с Гарри, и все чаще запирался наверху, в спальне матери, с Конькуром.

– Только не вздумай угрызаться! – сурово сказала Гермиона, когда Гарри поделился с нею и Роном своими переживаниями. После слушания миновало несколько дней, и сейчас они втроем отскребали от грязи чулан на третьем этаже. – Твое место в «Хогварце», и Сириус это прекрасно знает. По-моему, он себя ведет эгоистично.

– Ну, это уж чересчур, – возразил Рон, сосредоточенно отчищая с пальца упрямый кусок плесени. – Тебе тоже бы не понравилось торчать здесь в одиночестве.

– В каком одиночестве? – осведомилась Гермиона. – А Орден Феникса? Просто он надеялся, что Гарри переедет сюда.

– Вряд ли, – сказал Гарри, выжимая тряпку. – Когда я спросил, можно ли мне будет жить с ним, он ничего толком не ответил.

– Потому что он сам не хотел обнадеживаться, – мудро изрекла Гермиона. – И потом, ему, наверное, было стыдно, потому что втайне он и вправду мечтал, чтобы тебя исключили. Тогда вы оба стали бы изгоями…

– Да ладно тебе! – хором оборвали ее Рон и Гарри, но Гермиона лишь пожала плечами:

– Пожалуйста. Только я порой думаю, Рон, что твоя мама права: временами Сириус путается и не понимает, что Гарри – это Гарри, а не его отец.

– Ты что же, считаешь, у него с головой не все в порядке? – взвился Гарри.

– Нет, я считаю, что он очень долго был очень одинок, – просто ответила Гермиона.

За их спинами в дверях спальни показалась миссис Уизли.

– До сих пор не закончили? – сунув голову в чулан, недовольно спросила она.