Агата считала, что в охотничьем домике большая кухня, но она не шла ни в какое сравнение с несколькими помещениями, богато обставленными необходимой утварью, которые примыкали к задней части главного здания. Кладовая с полками до потолка и ледником в подвале была почти такого же размера, как дом, в котором девушка выросла. Были здесь отдельный цех для выпечки, столовая для слуг и «сервировочный уголок», где готовые блюда раскладывались по тарелкам и украшались гарнирами, прежде чем их несли к хозяйскому столу. В главной кухне блестели медные котлы, в которых кипели густые соусы и супы, дымились плиты, в которых жарилась баранина, утятина и индюшатина. От утончённых запахов у Агаты заурчало в животе, как только она вошла.

Теперь, спеша на слабых ногах по служебному коридору, девушка размышляла, почему чуть не потеряла сознание, когда использовала магию для лечения Гастона и когда улучшала собственный цвет лица. Ведь в детстве сияние никогда не изнуряло её.

Она знала, что заклинание, с помощью которого она остановила волков, отбирает много сил, и всё же тогда в лесу она лишь на мгновение опустилась на землю. Странно.

Но сейчас у неё была более неотложная забота: повариха велела ей возвращаться на кухню сразу после того, как она подаст к столу. Сколько времени она провела с Гастоном? Лакей явно вернулся больше чем четверть часа назад. И без неё.

Девушка понеслась что было мочи, и от дурных предчувствий сердце выпрыгивало из груди. Её отпустили накрывать на стол только потому, что лакеи были заняты распаковкой вещей после поездки, а она вовремя подвернулась под руку. Повариха ясно дала понять, что прислуживать хозяевам за столом — это привилегия, к которой ей лучше не привыкать.

Агата влетела в кухню и обнаружила, что главное помещение пусто. Она с облегчением выдохнула, поставила супницу в маленький тазик для мытья и придвинула к горе грязной посуды, которая, несомненно, ждала именно её. Закатав рукава и потянувшись за чистой тряпкой, Агги услышала оживлённый разговор. Она уже окунула первую тарелку в мыльную пену, когда до её ушей донёсся смех. Девушка замерла, догадавшись, что смеются и болтают, скорее всего, кухарки.

Она весь день не ела, а потому вымыла тарелку, поставила её на сушилку и, вытирая руки о фартук, прошла через главную кухню в столовую для слуг.

— А кому нужна эта маленькая грустная игрушечная собачка с одним глазом? — звенел женский голос, словно его обладательница проводила аукцион.

У Агаты защемило сердце, и она ускорила шаг. Не говорят же они про её Леона?

— Мне! Мышастику, амбарному коту, она понравится! — ответил мужской голос.

Агги вбежала в комнату. Около шести человек собрались вокруг обеденного стола, на котором, как мусор, были разбросаны дорогие ей вещи.

— Прекратите! Это моё. — Она протолкалась к столу и потянулась за своей котомкой.

Агата схватила книгу в кожаном переплёте с надписями, сделанными мамой и бабушкой, но огненно-рыжая горничная тут же выдернула её у девушки из рук.

— Я уже её присмотрела. Обожаю… — Она уставилась на обложку, моргая большими жёлто-зелёными глазами.

— Шекспира, Эмили, — театральным шёпотом подсказал ей лакей.

Эмили вскинула подбородок:

— Да, я люблю Шекспира.

В груди у Агаты заклокотал гнев. Эмили не умела даже читать и при этом пыталась украсть у неё книгу! Сияние хлынуло из укрытия и задрожало под самой кожей.

— А я возьму эти ленты. Они хорошо будут смотреться в моих волосах в праздник, согласны? — Черноволосая служанка подмигнула младшему дворецкому Джеймсу.

— Несомненно, — с ухмылкой заверил он наглую девицу.

— Пожалуйста! — умоляла Агата. Добрый странствующий торговец подарил ей ленты, когда она ходила в город за продуктами для себя и отца.