— Да вѣдь вы еще не видали, какъ здѣсь вертушку пускаютъ и судите потому, какъ въ Ниццѣ ее пускаютъ. А здѣсь Монте-Карло… здѣсь на всю Европу… здѣсь совсѣмъ другіе порядки…

— Да вѣдь и вы еще не видали.

— Не видала, но много читала про эту рулетку. Однако, что-же мы не входимъ въ нутро, Николай Иванычъ? Толпимся на подъѣздѣ и безъ всякаго толку… — заговорила Глафира Семеновна.

— Дай, матушка, зданіе-то осмотрѣть. Успѣешь еще деньги-то свои отдать. Хорошъ подъѣздъ, но одного въ немъ не хватаетъ… — произнесъ съ ироніей Николай Ивановичъ.

— Ахъ, какой знаменитый архитекторъ выискался! Чего-же это не хватаетъ-то?

— А вотъ тутъ надъ подъѣздомъ должна быть надпись на всѣхъ европейскихъ языкахъ: "здѣсь дураковъ ищутъ".

— Да полно вамъ! Ну, что это въ самомъ дѣлѣ! Всѣ дураки, дураки… Вы очень умны, должно быть?

— Самый первый дуракъ, иначе-бы сюда не пріѣхалъ.

Разговаривая на эту тему, они обошли кругомъ весь игорный дворецъ, посмотрѣли съ откоса внизъ, гдѣ въ стрѣльбищѣ проигравшіеся игроки, вымѣщая свою злобу на невинныхъ голубяхъ, бьютъ ихъ изъ ружей, и снова подошли съ главному входу.

— Бѣдные голубки! — вздыхала Глафира Семеновна.

— Здѣсь, душечка, жалости нѣтъ, здѣсь и людей не жалѣютъ — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Но я удивляюсь, какъ это не запретятъ для удовольствія голубей разстрѣливать.

— Здѣсь ничего не запрещаютъ. Человѣка даже до застрѣла доводятъ. Нашего-же родственника въ третьемъ году чуть не до сапогъ раздѣли, ты сама знаешь.

— Ахъ, вы все про одно и тоже. Ну, что-жъ, входите.

Они вошли. Уже совсѣмъ стемнѣло и вездѣ зажгли электричество. Представляющій изъ себя верхъ роскоши вестибюль блисталъ электричествомъ. Въ немъ толпилась нарядная публика, очень мало разговаривавшая и съ удивительно озабоченнымъ дѣловымъ выраженіемъ на лицахъ. Ни веселья, ни улыбки Ивановы и Конуринъ ни у кого не замѣтили. Ежели кто и разговаривалъ, то только полушопотомъ. Только у бюро игорнаго дома стоялъ нѣкоторый говоръ.

— Билеты на входъ надо взять, что-ли? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Да конечно-же… Видите, люди берутъ, отвѣчала Глафира Семеновна и повела мужа и Конурина въ бюро.

— Комбьянъ пене? спрашивалъ Николай Ивановичъ у юркаго конторщика въ очкахъ и съ перомъ за ухомъ. — Комбьянъ антре?

— Votre carte, monsieur?.. спросилъ тотъ и забормоталъ цѣлую тираду, пристально разглядывая Николая Ивановича сквозь очки.

Николай Ивановичъ, разумѣется, ничего не понялъ.

— Глаша! Что онъ за рацею такую передо мной разводитъ? задалъ онъ вопросъ женѣ.

— Карточку твою для чего-то проситъ. Спрашиваетъ откуда мы, гдѣ живемъ.

— Тьфу ты пропасть! Люди деньги принесли имъ, а онъ къ допросу тянетъ! проговорилъ Николай Ивановичъ, доставая свою визитную карточку и, подавая ее конторщику, тутъ-же прибавилъ:- Только все равно, мусье, по русски ничего не поймешь.

Конторщикъ принялъ карточку, повертѣлъ ее, отложилъ въ сторону и опять заговорилъ.

— Имя и фамилію твою спрашиваетъ, перевела Глафира Семеновна и тутъ-же сказала конторщику:- Николя Ивановъ де Петерсбургъ, авекъ мадамъ ля фамъ Глафиръ…

— Батюшки! Да тутъ цѣлый допросъ… Словно у слѣдователя. Передай ужъ кстати ему, что подъ судомъ и слѣдствіемъ мы не были, вѣры православной.

— Брось, Николай Иванычъ… Ты мѣшаешь мнѣ слушать, что онъ спрашиваетъ.