— Да что ты это предо мной лебезишь такъ сегодня? — удивился мужъ.

— Угодить тебѣ хочу, — отвѣчала жена.

Завтракъ былъ на славу и, заказанный не по картѣ, стоилъ всего только по четыре франка съ персоны. Мужчины осушили бутылку русской смирновской водки и, покрывши ее лакомъ, то есть запивъ краснымъ виномъ, развеселились и раскраснѣлись.

— Глаша! На радостяхъ, что мы сегодня отъ сихъ прекрасныхъ мѣстъ уѣзжаемъ, я хочу даже выпить бутылку шампанскаго! Ужъ куда ни шло! воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Да конечно-же выпей…

— И я бутылку шампанскаго ставлю на радостяхъ! прибавилъ Конуринъ.

— Шампань! Де бутель шампань! отдалъ приказъ Николай Ивановичъ, показывая гарсону два пальца. — Шампань секъ и фрапе. Компрене? Каково я хмельныя-то слова знаю! Совсѣмъ, какъ французъ, похвастался онъ. — Что другое — ни въ зубъ… ну, а хмельное спросить — просто на славу.

Выпили и шампанское.

— Ну, теперь въ вагонъ — и шляфенъ: на боковую… сказалъ Николай Ивановичъ. — Скоро-ли, Глаша, поѣздъ-то отходитъ? Спроси.

— Спрашивала ужъ. Черезъ два съ половиной часа. Времени у насъ много. Въ дорогу намъ гарсонъ приготовитъ краснаго вина и тартинки съ сыромъ и ветчиной. Видите, какъ я умно распорядилась и какъ стараюсь для васъ.

— Мерси, душка, мерси… Ты у меня бонь фамъ… Но сколько намъ еще времени-то ждать! Тогда вотъ что… Тогда не выпить-ли еще бутылку шампанеи?

— Довольно, Колинька. Вѣдь ужъ выпито и вы развеселились достаточно. Лучше съ собой въ вагонъ взять и въ дорогѣ выпить.

— А что мы здѣсь-то будемъ дѣлать?

— Да пойдемъ въ игорный домъ и посмотримъ какъ тамъ играютъ.

— Что?!. Въ игорный домъ? Въ рулетку! воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Да не играть, а только посмотрѣть, какъ другіе играютъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ! Знаю я къ чему ты подбираешься!

— Увѣряю тебя…

— Шалишь… Полторы тысячи франковъ посѣяли и будетъ съ насъ.

— Въ томъ-то и дѣло, что не полторы, а только тысячу четыреста, а ты все полторы, да полторы… Ежели ужъ такъ, то дай, чтобъ въ самомъ дѣлѣ сдѣлать полторы. Ассигнуй полторы… Вѣдь только еще сто франковъ надо прибавить. А почемъ знать, можетъ-быть эти сто франковъ отыграютъ и выиграютъ и будемъ мы не полторы тысячи франковъ въ проигрышѣ, а полторы въ выигрышѣ? уговаривала мужа Глафира Семеновна.

— Не могу, Глаша, не могу.

— Женѣ своей жалѣешь сдѣлать удовольствіе на сто франковъ! А еще сейчасъ бонь фамъ меня называлъ.

— Не въ деньгахъ дѣло, а не хочу изъ себя еще разъ дурака сломать.

— Ну, пятьдесятъ… Пятьдесятъ франковъ ты и пятьдесятъ Конуринъ дастъ. Я только на пятьдесятъ франковъ рискну… Всего десять ставокъ. Мнѣ главное то интересно, что вотъ сонъ-то предвѣщательный я сегодня видѣла, гдѣ эта самая цифра двадцать два мнѣ приснилась. Двадцать два… Вѣдь почему-же нибудь она приснилась!

— Фу, неотвязчивая! вздохнулъ Николай Ивановичъ, какъ-бы сдаваясь.

— А для меня вы дѣйствительно цифру тридцать три во снѣ видѣли? спросилъ Конуринъ, улыбнувшись.

— Тридцать три, тридцать три…

— Да что, Николай Иванычъ, не попробовать-ли ужъ на сто-то франковъ пополамъ, чтобъ и въ самомъ дѣдѣ цифру до полутора тысячъ округлить? спросилъ Конуринъ.