— Тогда и я составлю компанию — хочется запить чем-то чистый виски. Не подумайте, что я вас критикую, мистер Стэнтон, но почему вы считали, что ее бред никому не вредит? Любой бред указывает на психическое расстройство, что само по себе… — Я не знал, как лучше выразить свою мысль.

— Я вас понимаю, но ведь бред — не обязательно сумасшествие, — промолвил Стэнтон, вручая мне рюмку хереса. — У всех есть свой пунктик, разве не так? Вот вам хороший пример: жена моя верит в реального Бога, окруженного херувимами и серафимами, и в Святого Духа, и в то, что праведники отправятся в рай. Более того, она верит в дьявола, окруженного чертями и душами грешников. Чем это лучше марсиан, скажите, пожалуйста? Астрономы утверждают, что на Марсе есть каналы — значит, он населен разумными существами. И если вы следите за достижениями ракетостроения, то знаете, что скоро мы туда полетим — при вашей жизни уж точно. Почему же марсиане не могли прилететь сюда первыми, если наука у них развита лучше нашей? И оставаться здесь без нашего ведома? Мне легче поверить в это, чем в тот же рай. Марс я видел, даже в телескоп на него смотрел, а рай — нет. Так что жена, сдается мне, сбрендила хуже бедняжки Салли, только вы ей об этом не говорите.

Я пригубил херес, действительно хороший. Если в рассуждениях мистера Стэнтона и был какой-то изъян, я не мог уловить его.

— Разве вас не обеспокоило, что Салли обратилась в полицию для защиты от марсиан, которые будто бы хотели убить ее? Вера в марсиан, вероятно, безобидна, но в сочетании с манией преследования и страхом перестает быть такой. Страх всегда вреден.

— Верно, но я все же не хотел, чтобы Салли задерживали для медицинского обследования. Решил побеседовать с ней снова при первой возможности и уговорить ее обратиться к психиатру. Капитан Бассет приходил сюда в среду утром и застал меня дома, потому что мне нездоровилось. Днем и вечером я пробовал ей дозвониться, но Салли не приходила домой как минимум до одиннадцати часов, когда я попытался в последний раз. Днем и вечером четверга опять звонил, уже с работы, но тогда она, как теперь стало ясно, находилась с вами.

— Не ваш ли это звонок разбудил меня около двух часов ночи? — спросил я.

— Нет. Последний звонок я сделал в половину двенадцатого и сразу же лег. Доктор рекомендует мне спать подольше. Сердце у меня хуже, чем у Салли. У нее было расширение, у меня — стенокардия. Я продолжаю работать, пропуская иногда день-другой, однако режим приходится соблюдать. Херес, к слову, мне пить не следует, но я все же позволяю себе глоточек.

Я допил свою рюмку и поблагодарил Стэнтона — других вопросов у меня к нему не возникло. В гостиной, когда он провожал меня, не было никого, чему я порадовался. Я не знал, что сказать миссис Стэнтон, а Рей Вернеке наверняка заставил бы меня допить оставленный на столике виски.

— Спасибо, что прислали цветы, — произнес Стэнтон в прихожей. — Это очень любезно, учитывая, что с Салли вы были знакомы всего один день.

— Она мне нравилась, — промолвил я и подумал, что Стэнтон мне нравится тоже. Насчет Рея я пока не определился: то, что Стэнтон рассказал мне о нем, многое объясняло, но он все еще казался мне странным.

Дядя Эм сидел в нашей комнате и читал.

— Ну, как оно там? — спросил он.

— Дядюшка еще с большей придурью, чем Салли, идею про марсиан она у него почерпнула. Вопрос: верит ли в них он сам? Выпивши, говорит, что верит, трезвый — отказывается.