Изменить размер шрифта - +
 — Может, попробуете?

— Я Эд Хантер, мы с вами говорили по телефону. Хотел бы задать вам пару вопросов о Салли Доуэр.

Лицо у него сразу стало напряженным.

— Сожалею, — никакого сожаления в его голосе я не услышал, — но говорить об этом не собираюсь.

Кулаки у меня сжались сами собой, однако я сдержался и прибегнул к легкому блефу:

— Предпочитаете общаться с полицией? Ваше дело, могу устроить.

— Катись отсюда!

Я замахнулся, прежде чем осознал это, но Хаберман успел отскочить и сказал, вроде даже помягче:

— Подожди. Раз сам напросился, сделаем все по правилам.

Да, я напрашивался, и еще как. Во-первых, я, сам не зная почему, люто возненавидел этого парня, а во-вторых, впервые за полтора дня мне представился случай выплеснуть злость и досаду.

— Отлично, — процедил я. — Куда пойдем?

— Пап! — крикнул он в сторону будки. — Я сегодня пораньше. Если что, буду дома.

Вслед за ним я двинулся к задней двери дома рядом с парковкой.

— Ты что? Нельзя же…

— Можно, можно, — кивнул Хаберман. — У меня в подвале нечто вроде спортзала. Пошли.

Он придержал дверь, пропуская меня вперед. В кухне пахло свежей выпечкой, у плиты хлопотала милая пожилая женщина в клетчатом фартуке.

— Это Эд Хантер, мам. Мы пойдем в подвал, разомнемся малость.

— Очень приятно, — произнес я, чувствуя себя глупо.

Она протянула теплую руку, которую мне пришлось пожать.

— Друзьям Билла я всегда рада. Ленч почти готов — вы ведь с нами поедите?

— Боюсь, времени нет, миссис Хаберман.

Ее сын избавил меня от дальнейших отговорок, открыв дверь в подвал.

— Вот и не теряй его. Топай.

Я извинился перед матерью и начал спускаться, закрыв дверь за собой. Хаберман уже включил свет. В одном конце чисто прибранного подвала помещался небольшой бар, в другом — спортивное снаряжение. Холст на полу, стеллаж с гантелями и булавами, закрепленная штанга, на стене четыре пары боксерских перчаток. Мы оба сняли пиджаки, закатали рукава.

— В перчатках или как? — спросил Хаберман.

— Без разницы.

Он выбрал две пары и одну бросил мне:

— Возьмем эти, легкие. Боксируешь?

— Немного. Не спец.

— Я тоже. В колледже занимался борьбой, по части бокса не очень. Будем почти на равных, хотя я на пять-десять фунтов тяжелее тебя — ну, сам напросился.

Перчатки были с эластичной кромкой, завязывать их не требовалось.

— Давай, замахивайся по полной! — с ухмылкой предложил Хаберман.

У меня хватило ума не бить наотмашь, как на стоянке — вместо этого я сделал короткий джеб левой и задел его челюсть, но он опять отскочил. Чувствуя, что в дальнем бою Хаберман меня одолеет, я стал наступать. На сей раз он мне ответил; защита у него была так себе, как и моя, и почти все наши удары попадали куда задумано.

Хаберман не соврал: мы бились почти на равных. Я с большим удовольствием сбил хуком его ухмылку, но тут он мне дал под ребра. Я скрючился, получил в левый глаз, увидел звезды в буквальном смысле, дал задний ход и снова ринулся в бой. Теперь Хаберман отступал, а я наседал, но при этом соблюдал осторожность. Попал ему в диафрагму — он крякнул, но не согнулся. Потом навесил в челюсть слева и справа; будь это прямые удары, тут бы все и закончилось, поскольку я вкладывал в них свой вес. Увы. Я целил высоко и пропустил апперкот, в который Хаберман вложил всю свою силу.

Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на полу, а Хаберман склонился надо мной.

Быстрый переход