– Дневник Милли? – спросила она с придыханием, глядя на тетрадь, как на заряженный пистолет.

– Он самый, – ухмыльнулась Лорен, наслаждаясь тревогой на ее лице. – К сожалению, прочитав эти записи, я не могу поверить в вашу версию. – Она провела большим пальцем по страницам. – Здесь много о вас. И о вашей дружбе.

– Неужели? – Уитни шагнула вперед. – Дашь взглянуть?

Лорен прижала дневник к груди.

– Нет.

Уитни вздохнула.

– Лорен, твоя мама всегда была излишне эмоциональной. Склонной к депрессии и преувеличениям. Вряд ли ты все правильно поняла.

– О, думаю, что поняла все правильно, – насмешливо парировала Лорен. Потом открыла страницу и прочитала: – «По моей коже бегают мурашки, волосы встают дыбом. Ужас дышит мне в спину. Тень позади меня никогда не исчезает. Ждет удобного момента, чтобы нанести удар».

– Прямо-таки поэма о твоем отце. Я ведь говорила, он ее пугал. Вот почему я всегда старалась спасти Милли. Вот почему я выполнила ее просьбу. – Взгляд Уитни остановился на Амелии, и та кивнула.

– Здесь вовсе не о моем отце. А о вас. Послушайте. «Она сдирает с меня кожу и надевает на себя, как платье. Погружаясь в реку моей жизни, она свободно плавает там, наложив заклятье».

От изумления Уитни застыла с открытым ртом. Ей понадобилось время, чтобы оправиться от удара. Наконец она взяла себя в руки, хотя дышала тяжело.

– Да что тут можно понять? Какие-то темные фантазии. Бессмысленное нагромождение слов. Милли нравилось такой быть – сумрачной, таинственной.

– Я тоже пишу мрачные стихи, – вмешалась Амелия. – Похожие на эти. В которых есть символизм, всякие метафоры. Их не нужно воспринимать буквально. – Ее губы слегка изогнулись в уголках. – Наверное, в этом мы похожи, да?

Лорен покачала головой.

– Мамины стихи печальные. Да, в них много символизма. Однако все намеки в них взяты из реальной жизни. Вы ведь не просто хотели быть рядом с мамой? Вы хотели стать ею. Вам нужна была ее жизнь без остатка.

Уитни покачала головой.

– Что ты понимаешь в наших отношениях?

– Одно я знаю точно – то, что вы рассказали нам сегодня, описано и в мамином дневнике, – сказала Лорен. – Только совсем иначе.

– И что тут удивительного? Я уже говорила, мы с Милли часто смотрели на вещи по-разному.

– А вот она пишет, вы были просто одержимы ею.

Глаза Уитни вспыхнули.

– У твоей мамы была завышена самооценка. Она считала, что все от нее без ума.

– Вы были влюблены в мою мать? – Губы Лорен изогнулись, ее брови приподнялись.

Румянец на щеках Уитни говорил о том, что удар попал в цель.

– Правда? – Глаза Амелии расширились, как будто она узнала свою мать с неизвестной стороны.

Лорен с удивлением обнаружила, что Амелии даже хочется, чтобы это оказалось правдой. Хотя Лорен произнесла обличающую речь лишь для того, чтобы задеть Уитни за живое, выбить ее из колеи. Но, возможно, именно здесь таилась правда. Недостающий кусочек головоломки. Который Амелия, вероятно, стремилась отыскать.

Однако Уитни не придала этому значения. Если бы взглядом можно было убить, Лорен не сомневалась, что уже давно была бы мертва.

– Милли была моей лучшей подругой. Остальное – пустые домыслы, – сказала Уитни, выбросив руку вперед, словно отбивая летящий на нее мяч. – Именно поэтому ты должна отдать дневник мне. Это личные записи, к тебе они не имеют никакого отношения.