При звуке его голоса Грейс
открыла свои кроткие глаза. Она увидела, что ее возлюбленный стоит, глядя
на порожнюю фляжку, и улыбнулась.
- Я вылила все тебе в рот, милый, - сказала она. - Ты был так бледен, я
боялась, что ты умираешь. Прости, милый.
- Я был оглушен - и только, но что с тобой, Грейс?
- Мне уже лучше, - ответила она и попыталась привстать, но тут же,
негромко вскрикнув, снова упала на землю.
Филипа уже не было рядом с ней. Он взбирался вверх на скалу, по пути,
который она ему указала. Когда он вернулся, лицо его сияло.
- Я видел долину, Грейс. До нее - две-три мили, не больше. Мы дойдем
засветло и там заночуем.
- Боюсь... что мы не дойдем, - грустно сказала Грейс.
- Почему же не дойдем? - спросил нетерпеливо Филип.
- Потому что... у меня... сломана нога.
- Грейс!
Она снова лежала без чувств.
5. ИЗ ЛЕСУ - В СУМРАК
По счастью, Грейс ошибалась. У нее не была сломана нога, а всего лишь
сильно растянуты связки; тем не менее от боли она не могла стоять. Филип
снял с себя рубашку, порвал на бинты и, намочив их в ледяной воде,
перевязал девушке распухшую щиколотку. Он подстрелил перепелку, потом еще
одну утку, расчистил место для ночлега, развел костер и угостил Грейс
вкусным горячим ужином. Голодная смерть больше не грозила им, опасности
остались позади; самое худшее, что могло их ждать, это - несколько дней
вынужденного промедления.
За последние два-три часа заметно потеплело. В полночь порыв сырого
ветра зашевелил сосны у них над головой; что-то глухо застучало по снежной
кровле. Шел дождь.
- "Весна отправилась в поход!" - прошептал Филип.
Но Грейс было не до стихов, даже из уст любимого человека. Она уронила
голову ему на плечо и сказала:
- Ты должен идти один, милый. Оставь меня здесь.
- Грейс!
- Да, Филип. Я дождусь тебя здесь. Я ничего не боюсь. Мне здесь
настолько лучше, чем... им.
Почувствовав на руке слезы, Филип поморщился Быть может, совесть у него
была не совсем спокойна, быть может, он услышал укор в тоне девушки, быть
может, вспомнил, что она говорит ему об этом уже не в первый раз. Молодой
человек решил, что пора прибегнуть к тому оружию, которое он любил
именовать "здравым смыслом". Оценивая свои душевные качества, Филип всегда
считал себя пылкой, импульсивной натурой, человеком великодушным до
безрассудства, которого хранит от полной гибели лишь способность к
здравому суждению.
С минуту он молчал, собираясь с мыслями. Разве не верно, что, рискуя
собственной жизнью, он вырвал эту девушку из объятий смерти? Разве не
заботился он о ней в течение их опасного путешествия, принимая на себя все
тяжести пути! А какое счастье он дал ей, полюбив ее! Разве сама она не
признавалась ему в этом? Как беспомощна сейчас эта девушка, и с какой
готовностью он медлит здесь ради нее. Наконец, разве не ждет ее с ним пока
еще, правда, туманное, но, конечно же, блистательное будущее? А она
сейчас, когда спасение уже совсем близко, хнычет о двух умирающих людях,
которым все равно - разве что случится чудо! - суждено умереть раньше, чем
она к ним вернется. |