Дождь ненадолго прекратился. Дети уже играли в футбол, взрослые сидели на раскладных стульях и беседовали – в Северной Ирландии нужно спешить использовать редкие перерывы между ливнями.

Люди, высыпавшие на улицы, были протестантами. Я знал об этом не потому, что они выглядели иначе или одевались как‑то по‑особенному, не как католики. Любой, кто говорит, что может отличить ирландца‑католика от ирландца‑протестанта, всего лишь взглянув на них, – лжец, потому что треть всех браков в Ольстере заключается между католиками и протестантами. Нет, подсказками для меня послужили бордюры, окрашенные в красный, белый и синий; граффити, изображавшие короля Вильгельма; граффити в память о битве на Сомме и флаги, висящие на углах домов: шотландский Андреевский крест, «Звезды и полосы», «Юнион Джек», флаг Ольстера и флаг Израиля со звездой Давида. Если и были тут католики, они предпочитали не высовываться.

Я постучал в дверь дома № 6.

Дверь открыл ребенок лет десяти, одетый в залатанный свитер, с нагловатым взглядом.

– Чего надо? – вежливо спросил он.

– Ищу Слайдера, – ответил я.

– Ушел он, – кратко сообщил парнишка.

– А куда?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Мама.

– Она дома?

– Вернется минут через пять. В магазин пошла. Зайдешь?

– А мама ругаться не будет?

– He‑а. Все в порядке.

Я прошел за ребенком в муниципальную квартиру.

Лампа с разбитым плафоном освещала узкий коридор, заваленный всяким барахлом: скейтбордами, роликовыми коньками, мячами для крикета. Парнишка открыл дверь слева, и я прошел за ним в гостиную. Дощатый пол, голые стены, а посередине комнаты было нечто вроде гротескной статуи из папье‑маше. Другой ребенок, немного младше первого, обклеивал статую слоями мокрой бумаги.

– Боже правый, что это? – испугался я.

– Да это гребаный папа римский, а ты что думал, а? – ответил первый ребенок.

Я пригляделся. Голова папы лежала на подставке из какой‑то старой клееной фанеры и пустых коробок из‑под водки и была сработана довольно грубо: нарисованная маркером борода, на лице красовалась кое‑как намалеванная кривая ухмылка – такое зрелище могло испугать кого угодно. Фигура в натуральную высоту была обернута в белое полотно, голова принадлежала скорее куклуксклановцу, чем главе католической церкви.

– Нравится? – спросил меня младший.

– Как вас зовут? – не ответив, обратился я к первому мальчику.

– Я Стивен, а он – Манки.

– Значит, ты утверждаешь, что это папа римский? – обратился я к Стивену, поглядывая на часы.

– Ага.

– А для чего эта голова?

– Ты что, не местный? – отозвался Стивен.

Только сейчас я вспомнил. Ну конечно же! Приближалось двенадцатое июля – годовщина битвы на реке Бойн, когда войска короля‑протестанта Вильгельма III одержали победу над войсками короля‑католика Якова II. Эта победа ежегодно отмечается сожжением чучела папы римского.

Ребенок поглядел на меня, ожидая ответа.

– Нет, я не из местных, – признался я.

Я закурил и присел на диван с растрескавшейся кожаной обивкой. Дети стрельнули по сигаретке, и я дал им прикурить.

– Ну, что думаешь о папе? – обратился ко мне Стивен, деловито попыхивая сигаретой.

А я думал над тем, что именно в этом следует искать корень всех проблем с протестантами в Северной Ирландии. Они все сделали неправильно: с тем рвением, которое необходимо для сохранения культуры, они празднуют и лелеют память о славном поражении, а не о знаменитой победе.