Некоторые из них крайне сложны для восприятия. В Северной Ирландии я могу понять любого в радиусе двадцати миль от его родного города, а на юге – в радиусе пятидесяти. По крайней мере мог – до моих долгих лет изгнания.
Водитель поглядел на меня в зеркало, выключил двигатель и обернулся:
– Двадцатка евро, нормально?
– Разумеется… Но у меня только доллары. Пойдет?
Он отрицательно покачал головой:
– Не беру доллары.
Я выругался про себя. Еще одна ирландская особенность, о которой я забыл: не болтай много, если не просят.
– Все путем, парень, просто езжай и все! – подбодрил я шофера.
– Я доллары не беру, сгоняй в обменный пункт, – настаивал таксист.
– А что так?
– Лицензии лишат.
– Окажи услугу, а? Я тебе полсотни отстегну, только отвези меня!
– Слушай, парень, ты сейчас пойдешь и обменяешь доллары на евро, иначе пешкодралом поползешь туда, куда тебе надо, – уперся водитель.
Я поглядел на него в зеркало. Примерно мой ровесник, в вязаной шапочке с надписью «Манчестер Юнайтед» и толстом свитере с рисунком северного оленя. Широкая кость, полный, пухлые губы, кожа оттенка гранитной статуи. Акцент дублинский, но с примесью северного.
Я уже готов был врезать ублюдку, но сдержался, разжал кулаки и успокоился.
– Ладно, приятель, сейчас обменяю на эти чертовы евро, – сказал я и ободряюще улыбнулся ему. В ответ улыбки не дождался. Похоже, водитель нервничал. Он вытер пот со лба. Интересно, конечно, что это с ним, но у меня не было времени разбираться. Выскочил из такси и устремился к аэропорту. Спросил пилеров, где поменять деньги.
– Если из чего и выбирать, то в «Эйре банк» курс выгодней, чем в Национальном, – сказал один.
– Да и кассирша смазливей, – добавил другой.
Я нашел оба обменных пункта, но предпочел тот, что в Национальном банке. Старая привычка: что бы ни сказал пилер, прими к сведению, но сделай по‑своему.
Дал кассирше три тысячи долларов, и она отсчитала мне две тысячи четыреста девяносто евро.
– Счастливого Блумова дня! – сказала она.
– Спасибо, тебе того же, красотка.
Я вернулся к стоянке такси. Водитель кому‑то названивал. Увидев меня, он торопливо выключил мобильник и изобразил на лице радостную улыбку.
– Ну что, приятель, куда? Коннолли? – спросил водила.
– Давненько тут не был, раньше поезда на Белфаст ходили именно с этого вокзала, ведь так?
– И посейчас ходят, так тебе туда?
– He‑а. Просто хотел поболтать чуток. Все, хватит трепаться, поехали, – сказал я, выдавая свое беспокойство.
– Вокзал Коннолли так вокзал Коннолли, – согласился таксист.
Я был уверен, что он поедет самой длинной дорогой из всех ему известных.
Улицы. Деревья. Машины.
Я не очень‑то хорошо знал Дублин. Окажись я в нескольких кварталах от О'Коннелл‑стрит, и я буду совершенно беспомощен. Единственное, на что я способен, – довести вас до Тринити‑колледжа и собора Святого Патрика, да в бордель напротив здания Четырех Судов – вот и все. Ну не мой город. Когда я жил в Белфасте, ездил сюда два‑три раза в год на матчи по регби. И не думайте, что я шастал по городу всю ночь. В те времена тут были толпы нищебродов, а теперь – яппи с сотовыми и наладонниками.
Дублинцы сейчас уже другие. Теперь они все больше и больше смахивают на лондонцев. Наглые космополиты, вечно чем‑то занятые. Они уверены: один тот факт, что они знают, где можно выпить добрую пинту «Гиннесса» или чашку кофе средней паршивости, дает им право вести себя заносчиво и высокомерно. |