– Никаких проблем, Питер. Мистер Форсайт уже уходит.

Да, этот сукин сын знал, что я его не убью. Знал… Но у каждого есть уязвимое место. Я встал:

– Хорошо, Гаррет. Наверное, мне и вправду нужно идти.

Гаррет тоже встал.

– Майкл, с тобой всегда интересно. Такой необычный. Такой старомодный… В тебе погибает актер, – произнес он и протянул мне руку.

Я пожал ее и подмигнул:

– Ты отважный человек, Рубака. Тебе лучше не угрожать.

– Да, – ответил Гаррет, расплывшись от самодовольства.

Я помедлил секунду и кивком указал на его семейную фотографию:

– Вообще‑то, будь я на твоем месте, я бы приставил к дочке парочку телохранителей – пусть последят за ней ближайшие лет десять. Столько ждала Бриджит возможности убить меня. Она терпеливая.

– Что ты сказал?

– То, что слышал, Гаррет, – откликнулся я и пошел к двери.

– Бриджит Каллагэн не посмеет причинить вред мой семье! – прохрипел он с изменившимся лицом.

– Да нет, не семье, только дочери. Бриджит тоже старомодна: око за око, зуб за зуб, мертвая дочь за мертвую дочь…

Я успел сделать еще два шага. Гаррет отключил внутреннюю связь, нажав кнопку на столе, не хотел, чтобы ему мешали.

– Присядь, – просипел он едва слышно.

– Спасибо, я постою.

– Что ты скажешь Бриджит?

– Когда окажется, что ее дочь мертва, я скажу ей, что ты был одним из тех, кто помешал спасти Шивон, и что у тебя есть миленькая дочурка.

Вот оно, его слабое место! Гаррет побледнел, на лбу выступила испарина. Он бросил на меня ледяной взгляд, в котором ненависть мешалась со страхом и стыдом.

– Шеймас Дизи. Это его вотчина. Если там торгуют наркотиками, они платят ему.

– Где мне его найти?

– Телефон и адрес есть в справочнике.

– Мне нужно найти его прямо сейчас.

– Он, должно быть, в «Крысином гнезде».

– Что за место?

– Паб на Валенсия‑стрит.

– Где это?

– В районе Фоллс‑роуд.

– Плохое место?

– Чертовски плохое.

– Ну, как‑нибудь… Расслабься, Гаррет! – Я бросил тлеющую сигару на ковер и раздавил ее.

– Не спеши возвращаться, Форсайт, и помни, что не все, кого ты встретишь, такие мягкие и понимающие, как я.

Я вышел из кабинета. Кивнул Дорин. Да, не самая радостная из встреч. Но я узнал имя – с этого уже можно начинать. Рубака не лгал. Он был жестким, как дубленая кожа, но даже он не мог быть таким двадцать четыре часа в сутки. Не надо было ему помещать на видное место семейное фото, повесил бы репродукцию еще одной климтовской картины. Неужели забыл, как сам говорил мне когда‑то, давным‑давно: «Скрывай свои слабости»? Нельзя выставлять на всеобщее обозрение свое уязвимое место.

Мда…

Я вышел из консультационного центра. Проверил, нет ли хвостов.

До Фоллс‑роуд пятнадцать минут скорым шагом. Я доберусь за десять.

Фоллс‑роуд.

Знаете, почему я не люблю это место?

Потому что здесь все еще живет зло этого города.

Я чувствую его – в мостовой, в мрачных красках этого места, в глубине теней.

Я чувствую его, потому что сам когда‑то приложил к нему руку.

Я чувствую присутствие и власть зла.

Со времен святого Патрика до набегов викингов в Ирландии протекло пять столетий мира. Ни до, ни после такого уже не бывало. Викинги разодрали страну в клочья казнью «кровавым орлом» и топором, вырубавшим сердца. И с тех пор в нас вселился зверь. Наша тень, наш надзиратель, наш мучитель, наш подстрекатель.