Он вздрогнул, снова оглядел помещение.

– Знаете, почему я люблю это место? – неожиданно спросил О'Нил.

– Вы имеете в виду город?

– Нет, библиотеку, – отозвался старик.

– Ну и почему?

– Тут царит разнообразие. Кого тут только нет: почтальоны, докеры, студенты, кто угодно. Можно столкнуться с писателем Шеймасом Хини; если повезет, увидеть председателя Шин Фейн Джерри Адамса за работой над его так называемыми мемуарами.

– А теперь послушайте меня, О'Нил. Я не сомневаюсь, что вы мастер тянуть время, но у меня к вам множество вопросов, а мое терпение уже на исходе.

– У вас вопросы ко мне?

– Да, именно. Во‑первых, почему вы пытались убить меня, стоило мне объявиться в Дублине?

О'Нил посмотрел на меня с каким‑то отвращением, без страха, скорее, со снисходительной ухмылкой, граничащей с крайним презрением. Я не собирался покупаться на трюки старого хрыча. Пушка‑то была именно у меня. Я откинулся на спинку кресла и, поддев револьвером книгу, которую он читал, резко закрыл ее.

– Побеседуем? – произнес я с угрозой.

– Мне не нравится давать интервью, мистер Форсайт. Это так примитивно: вопрос‑ответ. Если у вас есть какие‑нибудь вопросы, их лучше было бы обсудить с Михаилом.

– Кто у нас Михаил?

– Это я, – отозвался Михаил, крепко обхватывая мою кисть громадной ручищей и быстрым плавным движением забирая револьвер.

Я поморщился и обернулся. Михаил смахивал на здорово подросшего неандертальца. Бритый череп, узкие монгольские глаза. Настоящий чертов телохранитель, только‑только вернувшийся из Чечни после расправы с националистами.

Рука болела, как будто ее придавила бетонная плита. Михаил ткнул мне в ребра короткоствольным автоматическим пистолетом двадцать второго калибра с глушителем, а мой револьвер передал хозяину.

– Не хотелось бы о грустном, мистер Форсайт, но, если вы позволите себе лишнее, Михаил вас пристрелит.

– На глазах у множества свидетелей? – наивно поинтересовался я.

– Какие свидетели? Никто ничего не услышит, мы сбросим тело под стол и сразу же уйдем. Ваши бренные останки не найдут до самого закрытия библиотеки, а к тому времени у меня будет твердокаменное алиби, и дело превратится в «висяк», – разъяснил ситуацию О'Нил.

– Мисс Плам знает, что я хотел переговорить с вами.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Позвольте мне вас предупредить. Михаилу вовсе не улыбается сесть в тюрьму. У него остались отвратительные воспоминания после коммунистического концлагеря. Стоит вам только подумать о том, чтобы закричать или выкинуть какой‑нибудь фортель, он выстрелит не раздумывая, – пригрозил О'Нил.

Я кивнул:

– Понял. А в противном случае?

На краткий миг О'Нил смутился: об альтернативе он не подумал.

– Вы пойдете с нами, – сообразил он.

– Соглашусь, пожалуй, – решился я.

– Если вы твердо намерены идти с нами, я должен позвонить, – ядовито сообщил О'Нил и достал телефон. – Тим, ты не поверишь нашему счастью! Сейчас же подъезжай к выходу из Линен‑Холл в фургоне с парой крепких ребят, – скомандовал он.

Я повернулся к Михаилу:

– А ты как получил пропуск? По тебе не скажешь, что ты любишь читать.

Михаил сделал вид, будто ничего не слышал. О’Нил, улыбаясь, отключил телефон.

– Мне очень любопытно, как вы, мистер Форсайт, меня нашли? – задумчиво произнес О'Нил.

– «Это так примитивно: вопрос‑ответ»… Нецивилизованный способ общения.