Гаврила Васильевич, поняв, что заступаться за него ратные гости не намерены, как говорится, «возопил» гласом вопиющего в пустыне:

    -  Да что же такое деется! Люди добрые, какой же я беглый холоп! Меня языки оговорили! Государь-батюшка, не слушай ты лихих наветов!

    -  Седлать коней! - приказал старший ратник, открещиваясь от крамольного хозяина.

    Гости не заставили себя ждать и дружно покинули хлебосольный стол.

    Нас осталось пятеро: мы, хозяин, Ермола и накрашенная женщина. Ермола, ничего не понимая в происходящем, удивленно наблюдал, как ратники спешно седлают коней.

    -  Чего это они? - спросил он хозяина.

    -  Ермолушка, ты ж меня знаешь, скажи господам дьякам, кто я!

    -  Знамо кто, благодетель!

    -  А еще кто?

    Ермола надолго задумался.

    -  Благодетель! - твердо повторил он.

    -  Ты скажи дьякам-то, что я дворянин!

    -  Какому дьяку? Тому, - он указал на Кузьму, - или который поп?

    -  Какой поп? - удивился Захарьин.

    -  А тот, что убег, - спокойно ответил Ермола и показал на меня пальцем.

    -  Поп? - растерянно проговорил Гаврила Васильевич, вглядываясь мне в лицо. - Какой такой поп?

    -  А который меня по голове саданул, - равнодушно ответил Ермола.

    Наступила долгая пауза.

    На Захарьина было жалко смотреть. Он явно не знал, что лучше, попасть к вымогателям дьякам или мстительному священнику, переодевшемуся в кольчугу.

    -  Я сейчас людей кликну, - тихим голосом пообещал он, наблюдая, как его недавние гости выезжают со двора, - посмотрим тогда, какие вы воеводские дьяки!

    -  Людей сейчас здесь будет много, - пообещал я, - только свистни!

    Однако Гаврила Васильевич уже начал оправляться от шока и наглел на глазах.

    -  Устиньюшка, милая, пойди-ка, позови дворовых! - попросил он подругу.

    Крашеная сударушка, забыв о своей недавней лебединой стати, вдруг завизжала пронзительным голосом и с криком «убивают» побежала к дому. Последние ратники пришпорили лошадей, чтобы скорее выехать со двора.

    Наступила пауза в отношениях, которую каждая из сторон истолковала по-своему. Мы с Кузьмой незаметно переглянулись и остались спокойно сидеть на своих местах. На пронзительный крик Устиньи из дома и служб набежало до полутора десятка человек обоего пола. Захарьин совсем осмелел и испепелял нас взором.

    -  И кто тебе, Гаврюшка, велел разбой над боярыней Морозовой и ее детками учинить? - грозно спросил я. - Сам сейчас или под пыткой признаешься?

    -  Вязать их! - тонким голосом крикнул Захарьин, указывая на нас пальцем.

    Дворовые ошарашено мялись, ничего не понимая.

    -  Ермола, вяжи их, негодяев!

    -  Это можно, - спокойно согласился верный раб и начал подниматься во весь свой внушительный рост.

    -  Ты лучше сиди на месте, - посоветовал я ему и для убедительности вытащил из ножен саблю.

    Ермолка задумался, потом покладисто согласился:

    -  Можно и посидеть.