После этого лег на жесткую лавку у стены и мгновенно заснул. Сколько времени я проспал, не знаю, наверное, недолго, потому что принудительное пробуждение было тяжелым и мучительным.
- Что случилось? - с трудом приходя в себя, спросил я жену старосты, которая упорно трясла меня за плечо.
- Казаки, батюшка, - скороговоркой произнесла она, - мой мужик велел тебе сказать.
Какие казаки, и где я нахожусь, до меня дошло не сразу, еще какое-то время я недоуменно таращился на стены чужой, незнакомой избы. Потом вспомнил, где нахожусь, и вскочил с лавки.
- Где твой Антон?
- У ворот. Казаки велят их впустить, грозятся деревню пожечь, а он сомневается.
- Отца Алексия разбуди, - велел я женщине, спешно обуваясь, - пусть немедля идет к воротам.
- Только казаков нам не хватает, - думал я, стремглав выскакивая наружу.
Дом старосты находился в середине деревни, и тыновые ворота от него были не видны. Я сориентировался по шуму и побежал в нужную сторону. Все наличные в деревне крестьяне уже собрались около запертых ворот.
Я пробрался к тыну и выглянул в щель. Не меньше сотни казаков, кто, спешившись, кто верхами, толпились по ту сторону забора.
- Отворяй ворота, смерд поганый! - надсадно кричал здоровенный, усатый мужик, скорее всего, атаман ватаги. - Отворяй, кому говорю, иначе всю деревню спалим!
- Никак невозможно, государь-батюшка, - надрывался в ответ староста, стоя на приставной лестнице и возвышаясь головой над воротами, - не велено никого пускать!
Его несложно было понять: пускать в деревню разудалую вольницу, пьяную и бесшабашную, было действительно крайне рискованно. Так же рискованно было им противодействовать, вольные люди вполне могли сжечь поселение дотла.
- Отворяй ворота, смерд поганый! - вновь закричал казак. - Иначе всех порешим!
Разнообразием лексики и вариантами деловых предложений он селян не баловал. Крестьяне выглядели явно испуганными. Затевать войну с казаками им не было никакого резона, как и впускать их в деревню. Я приставил вторую лестницу к воротам и поднялся наверх, к старосте.
- Поп, открывай ворота, хуже будет! - закричал тот же голосистый казак, как только увидел меня в стихаре. - А то и тебя порешим!
Я пока не придумал, как общаться с наглой вольницей и молча рассматривал нежданную напасть. Казаки были так уверены, что сумеют запугать крестьян, что выстроились перед воротами, как на плацу, совсем не боясь контратаки.
- Слышь, поп, я кому сказал! - опять заревел казак, раздувая щеки и устрашающе тараща глаза.
Был он толстый, мордастый, с длинными, как у Тараса Бульбы, вислыми усами.
- Ты кто такой, чтобы тут шуметь и царский приказ нарушать? - спокойно спросил я.
- Кто я такой? А кто ты, поп, такой, чтобы меня спрашивать! Ты знаешь, кто я?! Да я тебя враз порешу!
- Смотрите, казаки, если сюда сунетесь, то мы вас из пищалей досыта свинцом накормим! - пообещал я, обращаясь к вольнице, удивленно таращащей глаза на воинственного священника.
- Да не поп это, а Глухарь, что Свиста зарубил! - вдруг закричал истеричным голосом какой-то казак из толпы. - Бей его, ребята!
Мы со старостой шустро соскочили с лестниц вниз, а над воротами просвистели брошенные казаками пики. Стало, похоже, что дело по моей милости мирно разрешить не удастся. |