Похоже, что тяжелые времена приучили не только взрослых стоически сносить жизненные перипетии.

    Я забрал у Натальи Георгиевны девочку, она взяла за руку сына, и мы, как могли быстро, пошли на восток. Лес уже начал просыхать, но все равно идти было трудно, тем более, что я выбирал места посырее, чтобы помешать возможной конской погоне.

    То, что казаки не станут гнаться за нами пешим ходом, я был почти уверен.

    Вряд ли покойный Свист был им так дорог, что они захотят промочить ноги, бегая по лесам из-за удовольствия отомстить за товарища, к тому же павшего в честной, на мой взгляд, дуэли.

    После часа скорой ходьбы Наталья Георгиевна начала отставать, да и я сам, так толком не отдохнув, почувствовал, что притомился. Мы практически не разговаривали, шли молча, каждый занятый собственными мыслями.

    -  Скоро должна быть деревня. Купим там лошадей и повозку, - обнадежил я, чтобы подбодрить измученную женщину.

    -  А дальше куда?

    -  В Москву.

    -  Мне бы нужно в нашу вотчину попасть, в Семеновское, - помолчав, как бы между делом сказала Морозова.

    -  Это где?

    -  Недалеко, на реке Лопасне.

    О такой реке я слышал, как об одной из рек Подмосковья.

    -  Это где?

    -  Здесь, недалеко, мы туда и ехали, когда попались ногайцам.

    -  Дорогу знаешь?

    -  Люди, поди, укажут.

    Против такого знания географии возразить было нечего, и мы опять замолчали. Наталья Георгиевна шла уже из последних сил, но не жаловалась и старалась не показывать свою слабость. Когда она отставала, я шел тише, давая ей возможность отдохнуть. Одета Морозова была в запачканное, рваное теплое платье, летник - самую распространенную в эту эпоху женскую одежду. Когда-то дорогое шерстяное сукно истрепалось в последние дни, что помогло ей не привлекать интереса к своей особе. Голова была замотана черным шерстяным платком из-под которого, не по обычаю, выбивались золотые кудри. Это было неприлично, но женщина так устала, что ей было не до условностей. Оставаться привлекательной в таком платье было сложно.

    Однако у Морозовой был какой-то свой шарм, трудно объяснимый в таком замызганном облике к тревожной обстановке.

    О смерти мужа и его странном завещании мы с ней не говорили. Наталья Георгиевна, как мне казалось, старается мелкой обыденностью заглушить свое горе. В таком поведении был резон. Потому, наверное, похороны всегда так суетны и утомительны, чтобы малыми неудобствами легче перемогалось большое несчастье.

    О казаках я больше не думал. Найти нас в таком лесу было просто нереально.

    Другое дело, когда мы выйдем к людям. По указанию старосты Антона, я по возможности старался придерживаться восточного направления, ориентируясь по солнцу.

    Уже заметно вечерело, в лесу стало почти темно, хотя небо еще было сине. Нужно было спешить, чтобы успеть найти селение до темноты, в противном случае нам с детьми придется ночевать в лесу. Я попросил спутницу принюхиваться к печному дыму. Теперь она каждые четверть часа нюхала воздух, смешно запрокидывая лицо.

    -  Кажется, пахнет гарью, - сказала Наталья Георгиевна, когда я уже начал думать, где нам лучше устроиться на ночь.

    -  Откуда?

    -  Там, - вмешался в разговор Бориска и указал рукой направление.