Минут через пять у меня закостенели мышцы рук, и в глазах появились черные точки.
- Пусть лежит, не трогай его, - попросил я и повалился рядом с Кузьмой.
- Тебе плохо? - с тревогой спросила Наталья Георгиевна.
- Нет, мне нужно отдохнуть, - ответил я и провалился в забытье.
- Алексей Григорьевич! Откликнись, что с тобой? - послышался над ухом знакомый голос.
Я открыл глаза. Надо мной склонилась Морозова и близко смотрела зелеными глазами. Я не сдержался, обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы.
- Какие глупости, - сказал молодая женщина, отстраняясь. - Чай, мы не одни…
Я отпустил ее, сел и сразу увидел, что Кузьма уже очнулся и удивленно на нас смотрит.
- Оклемался? - задал я риторический вопрос. - Вот и хорошо, значит скоро поправишься.
- Добрый человек, что со мной было?
- Стрелу я из тебя вынимал, - ответил я вставая.
- А стрела-то откуда?
- Ты, что все забыл? - удивился я. - Тебя твой же товарищ ранил, решил, что ты чумой заразился.
- Здесь что, чума?
Было похоже, что у мужика от болевого шока пропала память.
- Нет здесь никакой чумы. Ты зашел в избу, там лежат убитые, ты испугался и закричал: «Чума», а один из твоих товарищей выстрелил в тебя из лука, - попытался я напомнить раненому недавние события. - Вспомнил?
- Это ты из меня стрелу вынул? - наконец окончательно пришел в себя Кузьма. - А вы кто, люди добрые?
- Просто прохожие, шли неподалеку, увидели, как тебя ранили, - ответил я, не собираясь посвящать случайного встречного в наши обстоятельства.
- А где стрела, что меня ранила?
Я поднял с земли и передал Кузьме стрелу с почерневшим от крови наконечником.
- Прокопия стрела, - сразу определил он. - Точно его, я теперь вспомнил, это он в меня стрелял. Вот грешная душа, - раненый задумался. - Я так думаю, уходить нам отсюда нужно, а то придут стрельцы, нас убьют, и все вокруг спалят, чтобы заразы не было.
- Нужно-то нужно, да ты слаб совсем, идти не сможешь Да и похоронить убитых нужно…
- Что с ними?
- Кто-то всю семью вырезал. Там, - я кивнул в сторону избы, - и взрослые, и дети…
- Должно, казаки. Если бы татары, те бы в полон увели. А этим бы только пограбить да побаловаться. Давно меня ранили?
Вопрос был, что называется, некорректный. Я до сих пор никак не мог разобраться в здешних единицах времени. Понятие «часа» в зависимости от времени года и долготы дня было плавающее. Вообще-то в дне было двенадцать часов, но как их делить, я никак не мог научиться.
- Не знаю точно. Совсем недавно.
- Да ты, добрый человек, по-вашему время скажи, по-немецки. Я, чай, грамоту знаю, да и нюрнбергские яйца видел.
- Что за нюрнбергские яйца? - удивился я внезапной смене темы разговора.
- А те, что у вас на неметчине время показывают.
- А… - протянул я, догадавшись, что речь идет о часах. - Думаю, часа три прошло.
- Ну, тогда можно не спешить. Пока купцы до села доедут, стрельцов найдут, местных людей соберут да сюда вернутся, день пройдет. |