-  А почему ты решил, что в избе чума?

    -  Так там вся семья мертвая, уже смердеть начали.

    -  Я тоже вчера туда заходил, да темно было, ничего не разглядел. Пошли к избе, я посмотрю, как стрелу вынуть.

    -  Как ее вынешь, когда она на два вершка в теле! - обреченно сказал он.

    -  Попробую, - не очень уверенно пообещал я. - Я немного в лекарстве понимаю.

    Кузьма с надеждой глянул на меня, попытался встать, но, вскрикнув от боли, не смог.

    -  Держи стрелу, чтобы она не шевелилась, - велел я и поднял его на ноги.

    Мы медленно пошли назад к избе.

    -  Что же это у тебя за товарищи такие? - чтобы отвлечь раненого, спросил я.

    -  Чумы как чумы боятся, - попытался пошутить он, криво ухмыляясь. - Может, они и правы, нешто можно заразу разносить! Что делать, коли не повезло.

    -  Наталья! - Позвал я, подводя раненого к дому. - Иди сюда, помоги.

    Морозова вышла из-за нашего укрытия, но на помощь не спешила. Оно и понятно, два года назад в Москве от чумы умерло больше ста тысяч жителей.

    -  Иди, тебе говорю, не бойся! - сердито закричал я.

    Наталья Георгиевна вздохнула, покорилась и медленно приблизилась.

    -  Постели на пол сено, нужно уложить человека, - велел я, указав на сарай.

    Наталья повиновалась и быстро соорудила довольно удобное ложе. Я подвел к нему Кузьму и осторожно уложил на спину.

    -  Ишь, сердешный, как тебя ироды поранили! - запричитала женщина, увидев торчащую из тела стрелу.

    Что делать дальше, было не очень понятно. Никаких приспособлений для операции, кроме небольшого ножа, у меня не была. Не говоря уже об антисептиках. Нужно было срочно найти что-нибудь подходящее, чтобы вскипятить воду.

    -  Я сейчас, - сказал я и, закрыв нос и рот шапкой, отправился в чумную избу.

    Теперь, при дневном свете, передо мной открылось страшное зрелище. Комната была завалена трупами людей. Сдерживая дыхание, я спешно осмотрелся и, прихватив свободной рукой стоящий у очага глиняный горшок, выскочил наружу.

    -  Мне кажется, что они умерли не от болезни, а их убили, - сообщил я тревожно ждущим моего возвращения Наталье с Кузьмой. - Сейчас отдышусь и посмотрю. А ты, - велел я Морозовой, - вымой горшок и нагрей в нем воды.

    Наталья безропотно взяла горшок и растерянно огляделась.

    -  Колодец за баней, - сказал я, предвосхищая ее вопрос. - Я пошел…

    Я несколько раз глубоко вдохнул и опять ринулся в избу. Теперь я прошел вглубь, где в самых немыслимых позах лежали тела убиенных. Вблизи стало ясно, что я не ошибся. Люди, трое взрослых и четверо детей, были жесточайшим образом убиты. У крупного мужчины в крестьянском платье горло было перерезано, как говорится, от уха до уха. У старика размозжена голова, а женщину и детей закололи то ли пиками, то ли просто зарезали. Не сдержав тошноту, я выскочил наружу, и меня вырвало.

    -  Всех убили, - сказал я, когда мне немного полегчало.

    У моих товарищей сразу прояснились лица. Насильственная смерть крестьян не грозила им неминуемой гибелью от страшной болезни.

    -  Я за водой, - ожила Наталья и бросилась на зады усадьбы к колодцу.

    Не дожидаясь ее возвращения, я насовал сена в дворовую печурку и принялся добывать огонь.